Черная ранка стянулась без усилия воли и осталась застывшей искоркой в памяти крошечного сжатого звездного неба. Траурная лента была сорвана с фотографии и, видя теребящие ее пальцы, можно было не сомневаться, что они представляют орудие, готовое сжаться безжалостнее, чем испанская гаротта.
Рик опустил голову на колени и спросил недавно ужаленного им: «Как же так, как случилось?». «Ее бросил жених, когда она забеременела». «Но надо отомстить!» – Рик вскочил. Борисенок, несмотря на свое смешное ранение, был странно серьезен и даже не шевелился, но подумал и ответил: «Я спрашивал – не говорят, кто». «Значит, правильно, что ее уже никогда не будет?». Друг грустно отвечал: «Надо кого-то спросить», – понимая, что спросить ему некого: он был сирота; с тоской посмотрел во двор сквозь дверную щель; там его бабка (а может, не его) подходила к сараю, как будто шла по земле, отталкиваясь от нее и руками, и ногами; размахнувшись, она закинула на его крышу очередную порцию бараньей просоленной туши для вяления, не прикрыв ее при этом даже марлей от мух – не успеют!
Рик плохо учился; утешением может служить лишь то, что он хотел познавать, а это очень большая разница. Познать ненужное можно от хорошего человека. Он не любил школу, дисциплину и команды, но стремился к тому, что знают учителя, удивлялся, зачем они это знают, особенно, если это им не нужно. Зачем учиться математике, если не станешь знать больше Лобачевского, или физике, если известна уже скорость света. Этой ночью он думал об этом и не мог заснуть. Кто такие древние авторитеты, неужели ржавчина не разъест их формулы и изречения, может, нужен Герострат, чтобы сжигать уже бывшее, может, нужно лениться, а не работать; ведь только ленивый мог придумать колесо – ему было лень толкать камень, и он сделал его круглым – мир счастлив – и это все? ,
Если идти неправильным путем, то все равно это путь – тоже достойный: истина в пути. А если говорить все время неправду, может быть, родится зеркало? Разве великие те, кто стоит на пьедесталах, нет, не ученые – полководцы, загубившие тысячи душ? Кто такой царь и вся эта свита – высший свет? По сравнению с ними мусоросжигательный завод кажется благотворным заведением.
Природа спасла Землю от марсиан – теперь придумала СПИД, чтобы уничтожить человека. Религия боролась против науки, сожгла Джордано Бруно – теперь он святой. Алхимики были настоящими учеными. Скоро наука признает существование Бога. Что же Бог? Добрый дедушка на карамельных облаках? Твоим именем прикрываются, строят храмы нищим на их последние копейки. В наказание ссылают в монастырь, где легче с тобой общаться вдалеке от мирской алчности и суеты. Салмана Рушди приговорили к смерти за оскорбление Аллаха. Кто Его может оскорбить или защитить? Червяки! Нет, не идут к Тебе по указанному пути, Всевышний. Не надевают на голову терновые венцы, а коронуют себя и возводят себе великие усыпальницы, устрашая других даже после смерти; не идут к Тебе в вечность, а хотят остаться вечными здесь, нет, не боятся Твоего наказания.
Кому нужны горы изумрудов, горы золота в раю Будды? Пытаются сжать время – оно выплеснет только всасывающую точку черной дыры! Закон настоящей веры должен отрицать оружие, сделать на него табу – и тогда наступит мир. Так просто, что этого не хотят понимать. Опять думал Рик и сам не мог ничего… В его комнату заглянула луна. Все предметы стали чудовищно увеличиваться с бессмысленной скоростью, а он уменьшался с такой же скоростью, – даже писк не мог вырваться из его горла, становился меньше мозг, являвший собой полусферу звездного неба. Вдруг все стало раскручиваться в обратном порядке и даже Земля стала для него тем, чем он был до этого, а он был разрастающейся Вселенной, без шепота, без чего-либо живого вокруг – немой спиральный круг без вырвавшегося из него крика рождения, и без последней молитвы, покидающего этот мир уже раздавленного старостью немощного тела.
Так начинается детская температура; первое непризнание ко всему, что мы знаем в этом мире, придуманном гениями и апостолами, святыми и атеистами со всей этой философией, пожирающей свой хвост. Лишь борьба красных телец крови с нахлынувшими врагами является единственным подвигом, вызовом, героической работой, не требующей медалей, посмертных наград за чьи-то ошибки и признательности. Александр Матросов – герой: он пожалел товарищей, гибнущих под огнем. Но он никогда не стал бы генералом – он не смог бы послать их на смерть. Это жертва. В руководстве нет таких, их убивают раньше!
Читать дальше