Александр Фуфлыгин: Ангелы над Израилем. Повесть

– Если они, конечно же, послушные, – согласилась мама.

Послушание выражается всячески: кивками, ужимками, – радость уже плохо скрывается, дети чувствуют, как опали недавно нагроможденные стены, отделяющие их от купания в море, как растаяли родители, хотя и не собирались так быстро сдаваться. Осознание всего этого, и за ним: новый вихрь веселья, но веселья иного свойства, без примеси бесцельного бешенства, веселье целенаправленное, оправданное в родительских глазах, вызывающее улыбку, приятное веселье, которое – из-за свойств его – теперь легко было остановить одним движением ладони.

Папа отпущен в отпуск

Мама сказала: папу отпустили в отпуск. Вот новая закавыка: вдруг представилось Ксюше – лохматый пес поводком удерживаемый возле своей собачьей будки, виляет хвостом, но лишь отстегивают ему ошейниковую застежку, как он, отпущенный на свободу, несется, задрав веселую морду, высоко подскакивая, смешно распластываясь в прыжке. Есть какая-то несуразность в словах «отпустили в отпуск», словно отпустили целых два раза. Может быть – не хотел отпускаться, отпустить пришлось два раза – значит, прогнать.

Никак Ксюша не сообразит всего этого, тогда – за разъяснениями – к папе.

– Папа, – спрашивает Ксюша, – тебя отпустили в отпуск?

– Отпустили, – отвечает папа.

– Только сегодня отпустили?

– Только сегодня.

– А кто тебя держал и не отпускал раньше?

– Работа, – ответил папа, и в голосе его слышались и грусть, и сожаленье, и радость – от неожиданно полученной свободы.

Ксюша помнит свое самое раннее, надомное детство: когда она еще не ходила в детский сад. Иногда утром – поздно пробудившись, открыв глазки – не доискаться папы, спозаранку ушедшего на работу. Завтракал папа – где-то в компании с работой, и к обеду – все ждут папу, но работа, заперев его на ключик, за крепкой, офисной дверцею – держит папу, дозволяя ему лишь по телефону, издалека дозвониться два разика в день. Кричит тогда мама свои ура в трубку, скачет, улыбчивая и блесткоглазая, и что-то там ей в ушко лопочет папа, на что мама неизменно хохочет, и не дает трубку волнующимся детям. И такая борьба происходит за телефон: Ксюша и Настя, воюя друг с другом и – вместе – с мамой, но всеми своими армиями не справляются ни друг с другом, ни с мамой, с утра соскучившейся по папе. Дети добиваются своего – капризами и воплями: их отчитывают за отвратительное поведение, но трубку дают каждой, по очереди, и каждая, по очереди – слушает папу, разговаривающего с ними – с работы.

Но и теперь, стоит детей, раскашлявшихся, затемпературивших, оставить дома с мамой: папина работа – с ее механическим, роботовым усердием, вновь вструивается в ровное пространство каждого дня. Иногда папу забирает работа – в командировки: тогда и к ужину папу нечего ждать, и звонка по телефону ждать – нечего. Ксюша, все же, хоть и скучает, но радуется за папу: в командировках папа, верно, командует, скорее всего – полками. От папы Ксюша слышала: Гайдар уже в шестнадцать лет полками командовал. Папе – лет побольше, он командует в своей командировке, наверное – армией, и самим Гайдаром – наверное.

Ипет

В кухне, за столом, возле отставленных в сторону чайных кружек, рискующих быть сброшенными на пол каким-нибудь зазевавшимся родительским локтем, папа и мама: решают вопросы. Вопросы решаются при наклонах над неубранным столом, не отошедшим еще от общесемейного чаепития: в воздухе еще стоит пар, выпускаемый носиком давно забытого, отчаянно кипящего чайника. В кухне стоит серодымное марево – смог от недавно пригоревших котлет; дети наблюдают его клочки, в беспорядке бродящие под потолком: их папа не смог разогнать полотенцем, выгнать сквозь распахнутую форточку на улицу.

Дети изгнаны из кухни – делать свои детские дела: спать и подглядывать за решением вопросов, подойдя к щелочке в двери. Было сказано: отстать от родителей, им нужно решать вопросы. Двум взбудораженным планами взрослым: не до детей, их снедает – нетерпение: скорей решить вопросы. Но Насте – не спится, Ксюше – ворочается, обеим – волнуется: как там вопросы? решаются ли?

Голосом взволнованным папа полнит кухню; малый краешек папиного голоса протискивается в приоткрытую дверь, и слышно:

– Едем в Египет: там – море. Там – можно смотреть пирамиды.

Пирамиды – не входят в детские планы; пирамиды – Ксюше достались по наследству от Насти: разноцветные, разнокалиберные, толстые колечки, надетые в порядке большинства на желтый пластмассовый штырек. Пирамидок, слава богу – детьми вдоволь изгрызено, вдосталь – изглодано, чтобы ехать – их смотреть. Можно глянуть – под кровать: там они, махровые от пыли, возлежат никчемно, бестолково несобранные, помеченные когда-то – чешущимися деснами, прорезывающимися зубками.