– как экстренно закрыли Мавзолей Ленина из-за того, что из него начали разноситься отпугивающие иностранных туристов угрожающие вопли «Поднимите мне веки!»
Короче, выставят тебя полным идиотом и законченным уродом.
И подойдет к тебе тот, кто вместо тебя стал красивым, двадцатидвухлетним (такие здесь ни хрена никогда не переведутся!). И хлопнет он тебя ладонью по плечу покровительственно. И спросит чисто риторически: «Ну как, батя, херово жилось в период первоначального накопления?»
И скупая слеза, выскользнув из уголка твоего выцветшего глаза, будет бессильно продираться сквозь частокол седой щетины.
Вот так же и мне херово, очень херово жилось при коммунистах, блин!!!
* * *
Прожив немалое количество лет, я понял, что в этой стране человеческая жизнь наиболее точно моделируется при помощи рулона туалетной бумаги. Вначале ситуация более чем оптимистическая: крути-верти сколько хочешь, а ничего практически и не убавляется. Не видно никакого убывания.
Но проходит определенное время (для тебя – бесконечность, для меня – мгновение) – и ты уже весь в дерьме.
И – как говорят юристы – закон обратной силы не имеет.
То есть еще никому не удалось намотать все обратно.
* * *
Сегодня, когда мылся в душе, наблюдал такую картину. Маленький комарик, напившись моей крови, одурел от счастья и угодил в лапы паучищу. Такому, примерно, как добрый мой приятель Игорь Андреевич Иогансон, только немного поменьше. И только комарик хотел крикнуть: «Где убийца, где злодей!», как тут же был стиснут и сплющен. И из него выдавилась маленькая капелька крови – моей. Паучище прильнул к ней своими безобразными устами и жадно выпил…
Как это – к чему?
Ты не видишь тут никакой аллегории?
Ну, это дело поправимое. Настанет момент, и ты все увидишь, и все поймешь.
У каждого впереди есть мгновение, когда ему откроются все тайны мироздания.
В том числе и про паука в баньке.
Который, вполне может быть, и есть аккумулятор времени.
* * *
Вот я сейчас сижу на даче. То есть что значит – как сижу? Естественно, не в инвалидном кресле. Пока. Хожу. Смотрю на природу. И делаю всякие открытия, которые были недоступны мне прежде. Открытия в области относительности времени.
Так вот, раньше мне это было недоступно, как и тебе сейчас, потому что впереди была вечность. А что такое вечность, если без формул и всякой такой тряхомудии? Вечность – это когда время не движется. Стоит на месте. И ты не различаешь никаких изменений, происходящих у тебя прямо перед глазами. А именно – под ногами.
А они таковы. Сегодня распустились одуванчики. Прошло два, от силы три дня – и они уже все отцвели. Вместо них распустились и благоухают ромашки. Это я приблизительно говорю, потому что последовательность – кто за кем – не фиксирую. Еще через три дня колокольчики веселенькие ветром колышутся. И вот… их уже и нет. Вместо них какой-нибудь иван-чай или мать-и-мачеха.
Но что делать с позавчерашними ромашками? Хоть они и были веселенькими да нарядными, но теперь-то букет из них собирать не станешь. Слишком уж отталкивающее впечатление производят.
Нет, не думай. Я тебя не запугиваю относительно твоей отдаленной перспективы. Тебя сейчас никто и ничто запугать не может. Высунься черт из угла, так ты его спросишь развязно: «Бутылку принес, тварь рогатая?!»
Это я не запугиваю, а расставляю все точки над «и». Чтобы потом это не свалилось бы на тебя как снег на голову, чтобы у тебя был бы какой-то механизм эмоциональной компенсации наработан. Пусть и слабенький.
Так вот, позавчерашние цветы – это сено. То есть у каждого из этих бывших цветков нет никакой индивидуальности. Каждый – абсолютно никакой. Одним словом, сено, существительное среднего рода.
Выходит, что я для тебя сейчас и есть это самое сено. Таковым ты меня считаешь. Потому что у меня, как и у сотен тысяч, у миллионов таких же, отцветших, нет отличительных черт: душевных, духовных, интеллектуальных, нравственных и каких там еще. Мы все для тебя – сено, однородная масса.
И не отнекивайся, пожалуйста. Я это прекрасно помню по собственному опыту.
Так какую мораль, какую практическую пользу ты можешь извлечь из этого моего открытия в области относительности времени? Боюсь, что никакой. Разве что вспомнишь лет через тридцать и заплачешь беспомощными слезами.
И возьмешь суковатую палку. И пойдешь к реке. Ждать, когда же приплывет твое прошлое отражение.
Читать дальше