Андрей А. Сорокин - «А дом наш и всех, живущих в нем, сохрани…». Роман

– Рассказывай, студент… – процедил он, не вынимая сигарету изо рта.

Флинт быстро оценил обстановку. Если бежать, то только вон в ту щель, между сараем и забором. Там – он заметил, когда сюда шёл – овраг. Нырнуть туда, потом будет видно, куда дальше.

– Да нечего мне рассказывать, Митяй, – сказал он, отслеживая каждое движение противника. Так учил Лёха—друг. Не расслабляйся. Дыши ровно. Будь внимательнее.

Удар он не пропустил. Митяй, хоть и был на полголовы выше, дрался по—деревенски, с широким размахом. Флинт успел пригнуться и коротким движением ударить в «солнышко». Митяй согнулся пополам, потому что дыхалку ему явно перехватило. Пока амбалы сзади опомнились, разобрались что к чему, Флинт уже протискивался в щель у стены сарая. В темень, в дождь, за ним, конечно, никто не побежал.

Через час, мокрый и грязный, он уже ехал на попутном дальнобое до города, рассказывая анекдоты водителю Коляну. Колян сказал: «Пацан, вижу, что денег с тебя не взять, но вместо платы будешь рассказывать мне анекдоты, чтоб не уснуть! Да повеселей выбирай!». Флинт удивил сам себя – два с половиной часа рассказывал Коляну весёлые истории из студенческой жизни. Все, которые знал.

Закат был таким же красным, как борщ у бабушки Матрёны. В Капстаде такие закаты каждый день. Странно, что Юджин начал замечать их только теперь, когда ему исполнилось восемнадцать лет и отец торжественно заявил на трапезе после службы, что пора ему узнать историю предков. Как будто он чего—то не знал.

Знать – знал, но исторической родины своей не видел. Он родился в Капстаде, в тот самый год, когда родители, навьюченные узлами, бежали из страны. Впрочем, к тому времени они бежали уже давно. Сначала в Шанхай, потому что в стране побеждающей революции отца, белогвардейского офицера неминуемо ждала какая-нибудь статья по контрреволюционному заговору и расстрел в ближайшем яре. Иногда он слушал разговоры старших – выходило, что тех, кто всем своим существованием мешал становлению молодой советской республики в какой—то момент даже перестали далеко отвозить. На окраине города, в лесу отправляли к праотцам. Хорошо, если давали перед смертью покурить и помолиться, а то, второпях, могли и без молитвы порешить.

С точки зрения Советов, расстрелять было за что. Отец и его офицерское собрание ну никак не могли примириться с новой властью, разрушившей до основанья не только барские усадьбы, но и все веками складывающиеся устои. Они ненавидели Советы, советы ненавидели их. Кто—то кого—то должен убрать, таков закон. Юджин даже здесь, в Капстаде, познал это на себе. Когда они, «общинные шкеты» регулярно дрались с местными, чёрными. Негры боялись белых, еще со времен бурской войны, но иногда выходили на открытые стычки. Это голландцы здесь укрепили свои права, а русские эмигранты еще не успели обосноваться. Родители были людьми по большей части интеллигентными, берегли свою хвалёную интеллигентность, как могли. Поклоны, этикет, реверансы. Детям приходилось отстаивать свои права с кулаками. Священник, отец Арсений, конечно, ругал мальчишек, регулярно собирал и внушал, что так нельзя, что у Бога нет ни иудея, ни эллина, а все они в Африке гости и наступит тот час, когда Божья справедливость восстановится, Суд свершится и они уедут домой, на родину предков. В Россию. Но пока заканчивался 1938 год, после переворота прошло 20 лет, а в советской России их никто не ждал.

С точки зрения отца, советская власть была настоящим отражением геенны огненной. Теперь уже известно, что сначала где—то на Урале расстреляли царя. Захватили дворянские гнёзда. Разрушили армию и флот. Потомки полоумных пьяных матросов, солдат и крестьян теперь вершат суд и порядок. Интеллигенцию провозгласили дармоедами, крестьян сгоняют в колхозы, заставляя работать на чужой земле. Пообещали народу манну небесную. Только откуда она посыплется – не сказали.

У Юджина было три желания.

Первое – когда-нибудь все—таки посмотреть на Россию. Говорят, что на Рождество там снег. Чудно! Снег на Рождество! В Капстаде снег выпадал, но это всё не то, что он видел на русских картинах в книгах у отца Арсения. Так, чтобы всё вокруг было белым—бело! Это даже представить странно – всё белое в чёрной стране! Юджин закрыл глаза и на минутку перенёсся в необыкновенное видение. Вот потеха! Да здесь люди и те чёрные! Солнце жарит так, что порой, кажется, расплавятся камни. Если бы не океанские ветры со стороны мыса, здесь была бы выжженная земля. Кажется, Блока – про снег – отец любил цитировать: