Андрей А. Сорокин - «А дом наш и всех, живущих в нем, сохрани…». Роман

Прошло много лет, а Монжита за окном дедовского дома пела до сих пор, так же звонко, как и десять лет назад. Отчего—то напоминая деду и о его вдовстве, которое уже заросло на сердце грубой раной.

Дед давно уехал из города. По молодости он ещё участвовал в политической жизни, собирался на конспиративных квартирах и шёпотом обсуждал «чёрных полковников» 8 8 «Черные полковники». Обобщающее бытовое название режима военной хунты в странах Латинской Америки и Европы. . Русские эмигранты всегда неоднозначно оценивали регулярные военные перевороты тех лет в Аргентине. Очень уж далеки были латиноамериканские реалии от того, что привыкли оценивать в монархистской газете «Наша страна» 9 9 «Наша страна». Газета «Наша страна» была создана в 1948 году Иваном Солоневичем, переехавшим после войны в Аргентину, как орган «Российского народно-монархического движения». ставил пропаганду национально-государственной идеологии, идей «народной монархии» среди эмиграции. Почти все материалы газеты были посвящены России. , последнем оплоте «русских ворчунов». Так называл их дед, когда Мигель пытался поспрашивать его о прошлом исторической родины. Его знакомые «ворчуны» часто собирались вместе, в основном после церковной службы по воскресеньям. Трапеза начиналась чаем, благодушно. Все поздравляли друг друга с причастием и разговаривали на благостные нейтральные темы. Но неизменно разговор заканчивался политикой и крепким вином. Как было удержаться от острых тем людям, о которых родина давно забыла? А старики ещё жили ей, обсуждали социализм и «красных» – там, а «хунту» и «чёрных полковников» – здесь. Снова поднимались разговоры о вечных русских скитальцах, о том, что нужно бежать. Только куда? Идеалы родины давно утонули в океанских волнах во время бесконечных бегов с континента на континент. Да и возраст был уже не тот, чтобы держаться за прошлое старческими жилистыми руками. Дед решил оставить эти бесплодные политические игры и участвовал в эмигрантских собраниях скорее по инерции, чтобы хоть где-то как-то общаться со своими. Чужбина она и есть чужбина, а хоть иногда какой-нибудь ворчун и поднимал пафосный тост «За веру, Царя и Отечество», деда это не смущало. Выпить за родину – святое дело! А какая уж там власть – советская или царская – так ему уже всё равно.

Иногда Мигель деда навещал. Философия старика ему нравилась. Он сыпал прибаутками по случаю, и каждая попадала точно в ситуацию, которую Мигель переживал в свой момент времени. Совсем недавно он начал задумываться о своих корнях. История семьи была разрозненной и запутанной. Дед оставался неприступен и на каждый вопрос либо отшучивался, либо отмалчивался. Дома они говорили по-русски, «в людях» – по-испански, хотя у Мигеля давно уже сформировался свой особенный акцент, который любил передразнивать университетский друг Хавьер. С ним они учились в школе. Отец настоял, чтобы Мигель учился в обычной местной школе, потому что «мальчику здесь жить, а „Отче наш“ по-русски мы его и сами научим». Когда пришло время устраивать Мигеля в школу, отец со всеми в общине переругался. Но благословение духовника отца Стефана получил, а большего аргумента для принятия решения ему и не потребовалось.

– Hola, Pushkin! – этот резкий голос Мигелю и в школе не нравился. Но в «Тортони» на Авенида де Майо в атмосфере, где шум улицы смешивался с ароматным запахом колумбийского кофе, высокие нотки Хавьера уже не казались такими раздражающими. «Пушкиным» его звали в русской общине. Мигель выделялся из всех детей эмигрантов смуглой кожей и кучерявыми волосами. На Александра Сергеевича он, конечно, вовсе не был похож. Но от смешения кровей типаж его вполне походил на профиль великого поэта.

– Я тебе сто раз рассказывал, что хоть предки мои из Африки приехали, – Мигель сегодня был в добродушном настроении, – но к Пушкину отношения не имеют!

– Знаю, знаю, а твоя маман – дочь индейского вождя! Покахонтас! – по иронии судьбы мать Хавьера тоже была русской, поэтому в поэтах-классиках русской литературы он разбирался, но индейскими легендами разных стран жонглировал без всякой оглядки.

Родители Мигеля перебрались в Буэнос-Айрес по приглашению дальних отцовских родственников. В Аргентине русских было гораздо больше, чем в Кейптауне и перспективы жизни понятнее. Да и жить в Африке становилось уже невмоготу по разным причинам. Мать Мигеля была из рода буров – отец, голландский фермер, когда—то женился на местной чёрной красотке. Именно от бабушки и передалась смуглая кожа русскому внуку, хоть он и не видел её никогда.