Андрей А. Сорокин - «А дом наш и всех, живущих в нем, сохрани…». Роман

Отец, все два дня просидел рядом, временами задрёмывал, но все же держал эту нелёгкую вахту. Как часовой на посту, он охранял в эти два дня границы между добром и злом. Между светлым Спасом, который сопровождал его все дни изгнания из раздробленной России, и чёрным африканским колдуном Сензангакона, который в эти минуты корчился от боли в своём шатре.

У деда за окном на старом дереве жила голосистая птица. В солнечные дни она тоскливо чирикала свою протяжную песню. Тири—ири—тиринь—ринь. Мигель ещё в детстве прислушивался внимательно, всё пытался разгадать, что она поёт. А однажды даже смог её разглядеть. Красивая! Как невеста в белом платье, только ободок по крыльям чёрный. Он тогда ещё решил, что обязательно женится на Софии. Она, конечно, не из их общины, но зато в школу всегда приходит в белом платье, а для Мигеля тогда это было серьёзным основанием.

– Монжита, распелась! – говорил дед, – видать, опять что—то старое вспомнила! Эх, вдовица—вдовушка, мы с тобой одной крови, хоть ты и птица, а я – человек. Но судьба—то у нас с тобой одинаковая!

Дед всегда вздыхал, когда Монжита—вдовушка заливалась на ветвях сухого дерева. Иногда он о чём—то задумывался и тихонько, как будто боялся потерять ноту, присвистывал в такт птичьему пению.

У деда на птиц был особый дар. Он всегда мог рассказать Мигелю, о чём они поют.

– Слышишь, высоко берёт? – говорил он. – Это дрозд подружку на прогулку зовёт. А вот там переливается – прислушайся! Мухоловка добыче своей радуется. Сейчас, говорит, ещё пару куплетиков прочирикаю и к птенцам пойду, обед варить.

От жаркого декабрьского солнца кожа у деда становилась бронзовой. На улице он проводил весь день. Повод для этого был очень важный – дед варил лимоновое варенье прямо во дворе в большом чане. Варёные лимонные корки разносили по округе такой запах, что гаучо 6 6 Гаучо . Субэтническая группа в Аргентине, потомки смешанных браков испанцев с индейскими женщинами. В XIX – начале XX века гаучо составляли большинство сельского населения пампасов, занимаясь выпасом рогатого скота и сельским хозяйством. , которые в тени платанов пили крепкий мате, ощущали на языке кислый привкус.

Лимоновое варенье дед варил в три захода. Садился перед большим медным тазом и полдня нарезал лимоны на дольки, методично и аккуратно выбирая из них зёрнышки. Тогда двор наполнялся мелодичным протяжным русским «э—эй, у—ухнем!». Дед пел старинную русскую песню на одной ноте, не торопясь, как будто за всем этим «ухнем» открывалась ему большая картина прежней жизни. Мигель иногда присаживался ближе и подпевал, хотя никогда и не слышал, как этот бурлацкий гимн поётся на чистом русском языке. Но сама мелодия его завораживала. Можно было просто с сомкнутыми губами, одним горлом гудеть и все равно получалось таинственно.

На второй день дед варил сироп. Это было настоящее действо. Сироп варился на летней кухне, в котле, который дед привёз со всем своим скарбом из Кейптауна. По легенде, котёл подарил ему черный африканский колдун, и дед любил рассказывать, что именно в этом котле он варил чудесное снадобье, которое однажды спасло всю деревню от какой-то неведомой африканской болезни. Котёл с тех пор считался священным, но дед очень дружил с вождём и тот на память подарил ему артефакт.

– А чего ты удивляешься? – недоумевал дед, помешивая сироп длинным половником. – У них есть поверье, что священные вещи не должны без дела лежать. Мол, на то им благодать и дана, чтобы её вокруг себя распространять! А когда он узнал, что я уезжаю, прямо расплакался, как ребёнок. Возьми, говорит, брат, этот котёл, пусть он святость распространяет на все земные континенты! Во как! Я сначала подумал, зачем мне кастрюлю эту на другой край Земли тащить? А поди ж ты! Пригодилась, железяка! Кто бы мог подумать, что африканский вождь русскому казаку братом станет!

Мигель вился вокруг деда, как шмель. Уж больно ему хотелось скорее попробовать дедовского варенья. Но и на второй день неспешный процесс приготовления не заканчивался.

На завтра дед торжественно заливал приготовленные варёные ломтики лимона сиропом в стеклянных банках и ставил их в погреб остывать. Только к вечеру третьего дня, когда в гости приходил старый гаучо Алехандро Гонсалес в широченных штанах и шляпе, только когда наливали они в глиняные стопки крепкой кашасы 7 7 Кашаса . Крепкий алкогольный напиток, который делают из экстракта сахарного тростника в странах Южной Америки. , только тогда перед Мигелем ставили плошку с золотистым сладким лакомством, и он мог отвести душу, заедая патоку грубой ржаной лепёшкой. Дед варил варенье на всю улицу. На его сладости ходили потом все соседи.