Андрей А. Сорокин - «А дом наш и всех, живущих в нем, сохрани…». Роман

Чака был сыном своего народа. А народ свято хранил завет вождя: «Врагу надо наносить такие удары, от которых он уже не сможет оправиться». Этот завет знал и колдун Сензангакона.

…Обряд заговора на смерть провели в полнолуние за оградой крааля 5 5 Крааль . Тип поселения у народов Южной и Восточной Африки. Кольцевая планировка домов, обычно укреплённая изгородью, в центре которой размещался загон для скота. . Белые презрительно называли такие поселения у местных племён «деревней». Но эти деревни у банту и зулусов по-особенному устроены. Хижины стоят кольцом, а в центре – загоны для скота. Чака знал, что шаманские обряды «на смерть» стоят недёшево, сколько коров придётся отдать шаману? Но ненависть готова платить и сверх счёта. К его удивлению, Сензангакона заявил, что цену назовёт после, приказал, начиная с полуночи, бить в барабан в белом шатре. И не выходить из него до особого разрешения.

Обряд проходил в полной темноте. Чака избил пальцы в кровь, от старания у него закружилась голова. Он бы свалился в обморок, но вдруг полог откинулся, на пороге шатра стоял колдун с двумя кувшинами. В одном была кровь быка, в другом соленая вода. Чака должен выпить сначала кровь, потом воду. Кровь олицетворяла жизнь, а вода – смерть. Океанская соль раздражала желудок – Чаку вырвало только что выпитой кровью. Это и нужно было колдуну, он ловко подставил Чаке пустой кувшин. Выкрикнул ещё пару заклинаний и вместе с кувшином растворился в темноте.

Юджина начало трясти ещё с утра. К полудню он ослаб до того, что управляться с винным прессом в сарае уже не смог. Отец разрешил ему прилечь, отдохнуть. За время жизни в Африке он насмотрелся всяких болезней. Здесь их столько, что ни один справочник не опишет. Но к вечеру Юджину стало сильно хуже. Его бросало то в жар, то в холод, он забывался во сне и кричал от боли, просыпаясь.

– Что же это деется—то? – недоумевала бабушка Матрёна, которая хозяйствовала в доме Пантелеевых. – Что такое—то, мил человек? Где ж ты заразу подхватил?

Отец обеспокоенно читал надписи на пузырьках с микстурами, которые привёз английский доктор, за ним спешно послали, как только стало понятно, что это не простуда. Юджин открывал стеклянные глаза и вскоре не мог сказать ни слова. Язык распух, а в голове словно колотили молотом. Бух—бух! Бух—бух! Пульс то ускорялся, как будто он пару вёрст бежал без остановки, то резко замедлялся и тогда дышать становилось труднее.

Отец ничего не мог поделать. Он смотрел на угасающего сына, вытирал слёзы и шептал «Господи, помоги!» уже в тысячный раз. Матрёна меняла холодные повязки на лбу, как только у Юджина наступали периоды жара. Когда наступал приступ озноба, наоборот, укрывала его получше ветхим верблюжьим одеялом, которое сберегла ещё с шанхайских времён.

– Юджин, сынок… Жека… как же так? За что? – шептал штабс—капитан Пантелеев и от досады сжимал кулаки. Он вдруг резко осознал, что с уходом сына, ему больше нечего делать на этой земле. Он готов был отдать жизнь прямо сейчас, сию же минуту, лишь бы сын выздоровел. – Господи, что же делать?! – Ничего не помогало.

За отцом Арсением послали, когда уже ближе к полуночи стало понятно, что от английских микстур Юджину только хуже. Дышал он уже тяжело, временами захлёбываясь воздухом.

Старый священник был рассержен – почему не позвали раньше. Среди всех детей в общине Юджина он любил больше всех. Когда умерла Елизавета, младенца утешали всем миром и всем миром думали, как объяснить этой маленькой невинной душе, что жизнь постигать ему придется трудно, без матери и на чужбине. Ноша была вдвойне тяжелее, чем у других детей.

Отец Арсений окропил Юджина святой водой и прочитал молитву. А потом оглянувшись на отца тихо сказал:

– Пётр, Спаса давай!

– Что, батюшка? – не понял отец.

– Образ Спаса сюда принеси, – сказал священник, не сводя глаз с Юджина. – Там в углу стоит. Ну—ка, возьми себя в руки, капитан! – вдруг резко скомандовал он.

Икону Спаса поставили рядом на табуретку. Матрена попыталась соорудить из полотенца дополнительный киот, но отец Арсений, впервые за эту ночь, устало вытерев пот со лба и улыбнувшись в усы, сказал: «Лишнее это».

Юджин за двое последующих суток проснулся всего один раз. Попросил воды, выпил несколько глотков и опять провалился в сон. Через два дня он проснулся, не понимая, что с ним происходило. Бледный, худой, но – живой. Матрёна только руками всплескивала, не давая ему встать с постели.