Александра Михневич - Пончик

Как?..

И Даша снова, в порыве горького отчаянья, прижала руки к груди, и залилась новым потоком слёз.

– О, Господи, – вздохнула подружка и воздела глаза к потолку с обсыпающейся извёсткой, – успокой ты её, а? Сил нет смотреть на её слёзы.

Прошептала: – И вообще, чего она так надрывается…

И сказала:

– Дашуля, чай уже давно заварился, давай пить пока горячий, а? А насчёт аппетита в скорби – вспомни лучше Одиссея, а?

Даша тут же вспомнила фрагмент – где Гомер описывает, как циклоп сожрал нескольких товарищей Одиссея… И, хотя это произошло на глазах уцелевших, и, естественно, они страшно скорбели о погибших, и вообще, пережили жуть и ужас – но всё же аппетит их ничуть не уменьшился.

Вздохнула, нежно посмотрела на торт, обняла взглядом варенье… Снова вздохнула прерывисто и перестала плакать. И села за стол.

Щедрый кусочек сладкого торта сделал своё дело, настроение моментально улучшилось.

Подруга открыла варенье: съела ложечку и подвинула банку поближе к хозяйке. И уточнила между делом:

– Горячую воду не дали? Трубы кладут?

Даша покачала головой, затем покивала.

Подружка решила продолжить беседу, видя, что хозяйка успокоилась.

– Знаешь… – Но на всякий случай попросила: – Только не реви!

Так вот. Знаешь… Мне кажется, есть тут какой-то подвох. Понимаешь, всё, что ты сказала – правильно.

Но есть нюанс.

Ты говорила – со стороны любви. Бог, любовь, светлое, прекрасное. Да.

А ведь любовь – это чувство, то есть, энергия, сила, – которое не витает в воздухе само по себе.

Ведь так?

Даша кивнула.

– Любовь живёт – именно живёт – в душе, в сердце, в личности человека. Во всём его существе. То есть, в самом человеке.

Вот в этом, наверно, и есть подвох – у них.

Может быть, всё дело в том, что… Только не реви! Может быть, просто в них не жила любовь?

Даша аж рот раскрыла.

– Смотри, ты обещала не реветь! – быстро проговорила Маша, внушительно глядя подруге в глаза. И той ничего не оставалось, как – просто согласиться; и она тут же почувствовала, как пропала печаль, исчезло отчаянье, и даже улетучилось уныние.

И она улыбнулась: неуверенно, сквозь слёзы – и всё же заулыбалась, сама собой.

– Ох, Маша… Я не знаю! Понимаешь! Ну, как же так!.. Они же там отмечают, каждый год, в последнюю субботу июля, в Форте Росс, люди собираются, и русские, и американцы. Вот, и по новостям у нас показали – юбилейная же дата, двести десять лет как он был основан. И в интернете везде есть. Ну, правда, не говорят впрямую про Резанова, его же тогда уже не было…

Слёзы наполнили Дашины глаза, но она постаралась поскорее успокоиться – главным образом, под воздействием внимательного взгляда верной подруги.

– Но всё равно, – продолжила она, – как слушаю оперу «Юнона и Авось», так жить не хочется… Просто слезьми умываюсь!

– Так, может, тебе не стоит слушать эту оперу? Может, она просто не для столь впечатлительных особ? Есть много других слушателей – они пусть и слушают.

– Так история интересная. И поют красиво. Очень.

– Да, поют красиво, согласна, – подтвердила подруга.

И подытожила:

– Давай так. На сегодня хватит, хорошо? И мне кажется, – подруга мягко улыбнулась, – что ты уже просто немножко скучаешь. Займись лучше делом, договорились? Чем-то полезным.

Через две недели подруги снова пили чай.

– На этот раз – чёрная смородина. Давай, налетай! – засмеялась подружка, – а то деликатничаешь, как будто и не тебе передали.

И сама потянулась за внушительным пряником с черносливом.

– Вкусный! И где ты всё время всякие такие лакомства выискиваешь! – одобрила подруга. – А кроме банки варенья, прадедушка ещё передавал тебе привет, большой и очень тёплый. А ещё…

Гостья сделала паузу, давая хозяйке возможность спокойно прожевать, проговорить слова благодарности и настроиться на нужный лад:

– Ещё он рассказал кое-что интересное…

Он, как ты знаешь, член Русского географического общества. И вообще, моряк, военный, романтик. Он, конечно, знал эту историю – про графа Резанова и дочь калифорнийского губернатора.

Так вот, когда я заговорила про великую несчастную любовь – он как-то странно заулыбался. Посмотрел на меня. И знаешь, что сказал?

Что – не бывает любви такой, сякой, настоящей, не настоящей. Великой – не великой. Несчастной – или ещё какой-нибудь.

А любовь – если она есть – то она и есть: великая и настоящая.

А если она какая-то другая – так то уже и не любовь вовсе. А что-нибудь ещё.