Елена Солнцева - Для имени твоего

Ненормальные старики, сидели бы со своими мыслями до конца своих дней пусть хоть и не в комфорте, но при жизни. А то «виновны, не виновны» – это что за ересь такая. Это тоже указывает, что они в нескольких шагах при смерти. В рядах судей начались суетливые действия – перешептывания, перелистывания указов, приказов, доносов, свидетельств, отчетов, писем, инструкций, законов. И вот уже несутся за консультациями во дворец. Сколько это займет времени? Как бы не обеспокоить, не разволновать, не утрудить и получить высочайшее указание в отношение действия, чем скрепить разорванную цепочку обвинения справедливого суда.

Зря суд тревожился, во дворце не дремали. И примчавшемуся королевскому наблюдателю без долгих церемоний была предоставлена аудиенция с правителем Франции Филиппом IV. Несколько минут вельможное окружение с тревогой прислушивалось к голосам за дверью. Стены поглотили исторические фатальные слова короля. И совсем скоро из кабинета выбежал и помчался в сторону собора виконт. Что там, что там в новом свитке со свежей королевской печатью и размашистой королевской подписью? Казнить или миловать? Гонец пробирался к собору, к королевскому суду сквозь вопрошание и недоумение, перешептывание и причитание, саркастические ухмылки и жалостливые всхлипывания. Вырезанный из камня навечно Страшный суд над входом в собор и находящийся как раз над головами вершителей судеб тамплиеров-мучеников назидательно предупреждал собравшихся о двух исходах жизненного пути. Толпа приглушенно гудела, и различимы были только два слова – executer и amnistie, «казнить» и «миловать».

Высеченный из камня Архангел Михаил усердствует в своей работе после вердикта executer. Не забудьте, что на весах души людей будут еще и взвешены. По весу души будет определена ее праведность. Великий магистр в ожидании вердикта смотрел над головами королевского суда, туда, где жизнь оценивалась по Божьему суду. Этот взгляд кардиналами был расценен как гордыня. Да, и этот грех еще тамплиеру можно дописать. Но у Жака де Моле и в помине не было мыслей о гордыне, так как он был праведным сыном Божьим. Таким он родился, таким воспитался, таким стал и нес праведное отношение к миру и истинным христианам и главное Богу. Единственное, за что мог упрекнуть себя Великий магистр, так это за то, что не хватило сил физических устоять перед огнем и железом, перед изощренными запутанными нашептываниями и угрозами палачей. Ересь, ересь сплела свою паутину и затащила в плен лжи и безнадежного обмана. Слабые людские души, сломленные, как и он, дыбами, «испанскими сапогами», каленым железом, острыми иглами и другими ухищрениями, способными заставить заговорить даже высеченные из камня изваяния, где уж там плоти и крови выдержать. Никто не выдержал. Никто. А кто выдержал, тот замолк навсегда. На земле нет правды и суда справедливого. Так пусть хоть люди задумаются, справедлив ли суд одних людей над другими смертными. Только Он, высший судия, и есть мерило справедливости. И пусть же скорее наступит час executer нашего, Архангел Михаил, оцени мою душу и вверь на суд Бога Иисуса Христа. Благородством своим тамплиеры с самого основания ордена и по день безжалостной расправы служили не для себя, а во имя прославления Господа. Имя Его возвышали, реликвии Его охраняли, заветы Его выполняли, людей Его, христиан, от неверных защищали. Жак де Моле всматривался своими полуослепшими глазами в Спасителя. А изваяние над порталом четко указывало ему дорогу. Жак де Моле не сомневался в исправности весов Архангела Михаила, и тяжесть своей души он чувствовал непомерную. Благородность дел и поступков, замешанных на горести мук физических и моральных, весили очень много. Но большая часть этого душевного веса – это любовь к Господу. Архангел не ошибется, ведь любовь эта и без взвешивания видна. Взгляд де Моле уперся в перст Божий, указующий ввысь, в небо. Не сомневался в этом своем после жизни пути Великий магистр. Земной суд, подвластный королевской власти, торопился избавиться от последнего, 23-го Великого магистра Великого ордена. Двум великим на этой территории быть очень тесно. Поэтому король выбрал решение раз и навсегда покончить с претензиями на великость. Бунтарству смерть. Власть уже была у него в руках. Братская любовь ордена ему уже не нужна была, зачем королю равенство и тем более покровительство, ведь казна ордена теперь в его руках. Executer? О, нет! Mettre a mort! Предать смерти! Мы этих посмевших еще и дерзить власти будем не просто казнить, а предавать смерти. Mettre a morte, и на медленном огне.