Елена Солнцева - Для имени твоего

И вот апофеоз всего представления – зачитывание приговора. Толпа замерла перед оглашением приговора и все пункты, которые заканчивались неизменным «виновны», поддерживала одобрительными выкриками. Ну и что народу до сломленных четверых некогда могущественных рыцарей-храмовников. Слишком много слухов об их надменности в миру ходило. Даже вроде бы на власть короля свысока смотрели и от христианского мира стеной тайн и своими богохульными обрядами отгородились. Что у них там за стенами их неприступных замков-крепостей творилось, семь лет правосудие разбиралось. Великий магистр ордена Жак де Моле в этот исторический час собрал всю свою гордость воина, его поникший взор на глазах королю послушного суда и мало что понимающей в происходящем взволнованной толпы начал наполняться человеческим достоинством. Это преображение было магией. Суд напрягся, а толпа притихла. И уже перед всеми стоял не униженный и оскорбленный старик, а Великий магистр ордена тамплиеров Жак де Моле. Он медленно и четко произнес: «Я, Жак де Моле, Великий магистр ордена Храма, предпочитаю смерть унижающему тюремному заключению». Затем Великий магистр встряхнул своей длинноволосой седой головой, распрямив плечи и устремив взгляд ввысь, где и должен был быть высший судия, громко выплеснул из себя: «Отрекаюсь». Каждая буква этого слова, как крупные дроби, была выстрелена в растерянный суд, затем отрикошетила в онемевшую толпу и, уже слившись в единый смысл, улетела ввысь, к главному судье – истории.

Верочка порхала по комнате бабочкой. В очередной любовной истории была поставлена точка. Через какие муки и страдания пришлось пройти. Как глубоко пришлось покопаться в своей душе. От разочарований до всплесков, к высоким чувственным порывам, и путь к восторженным идеалам был проделан длиною в целый год. И вот он – happy end. Happy end подмигивал красивой флешкой, усыпанной сверкающими камушками, и лежал на столике у телевизора. Верочка была непомерно рада, что ей удалось-таки свести к счастливому завершению историю двух любящих сердец, к небольшому сожалению, ни одно из них не было ее. Это были всего лишь сказки, иллюзии, которыми она хотела раскрасить мир вокруг себя, своих близких в теплые тона душевных переживаний. И вот вся эта теплота, собранная в маленькой флешке, ждала своего воплощения в красивую глянцевую упаковку на радость ее читателей. Писать Верочка начала давно, сколько себя и помнила. А вот издавать свои книги и отдавать их на людской суд у нее был не такой большой опыт. Ее немудреные истории, к ее же удивлению, всегда находили своего почитателя. «Ваши книги не портят настроения», – резюмировал как-то ее редактор. И это стало ее вдохновляющим девизом – «Не портить настроение». И были ею написанные истории просты и наивны, как сама жизнь за окном ее квартиры. В этот дом она переехала не так давно, сбежав от родительской опеки, как ей казалось мелочной. «Надо обязательно завтракать» – можно подумать, что во всей Москве нельзя найти с утра чашку кофе. «Не забывай, зубы надо чистить и на ночь» – ну что же я, совсем дикая замарашка какая-то? «Нельзя в такую погоду без шапки» – это когда уже температуры на улице перешагнули нулевой рубеж и стремительно потянулись к плюсу. Ох уж эти «надо», «не забудь» и «нельзя». Нет, конечно же, родительская забота приятна и расслабляет. Но вот от последнего, от расслабления, Верочка и сбежала в подвернувшуюся квартиру в центре столицы. Ее школьная подруга, вышедшая замуж за дипломата, не раздумывая уехала за ним к его месту службы, в Париж. «С милым рай и в шалаше, если милый атташе», как говорилось в старой поговорке, и Верочкина подруга уехала облагораживать парижский шалаш, а московский поручила поддерживать Вере. Верочка была этому случаю очень рада. Самостоятельности очень хотелось, последний курс института, преддипломный семестр, свободное посещение вуза и море времени для творчества. А также и подруге услугу оказать и родителей не обидеть. Планов громадье, но, безусловно, мирного характера, не то что средневековые страсти, бушующие на экране телевизора.

Собираясь в редакцию, а ведь, по сути, это событие было праздником, требующим особых сборов для себя любимой, Веруша, перебегая из ванной в комнату, из комнаты на кухню, из кухни в ванную, выполняя обряд превращения из куколки в эфемерное создание, изредка бросала взгляд на экран телевизора. Фон, как ей вначале показалось, был как нельзя кстати к ее приподнятому настроению. «Париж – это праздник, который всегда с тобой», – сказал любимый Верочкин классик. Ах, Париж! Ах, Собор Парижской Богоматери! Он красив и величествен вне времени. А уж в ускользающей утренней дымке хорош на удивление. Это все незабываемо. Ах, Депардье, любимый актер! В мысли о предстоящей встрече с редактором для обсуждения технических моментов, связанных с изданием написанного ей любовного опуса, вклинивалось навязчивое «ах», да «ах». В общем, «увидеть Париж и умереть». На экране прокручивали французский сериал. Узнаваемые артисты в исторических костюмах что-то там реконструировали из своего исторического прошлого. Суд, судилище. В какой-то момент Верочка даже затушевалась в своих праздничных сборах, что-то там такое страшное происходило на экране. А Депардье какой-то осунувшийся и в лохмотьях.