Елена Малахова - Веданта. Сборник рассказов

Была ли Анна Сергеевна Морозова личностью уникальной? Как знать. Эта узкоплечая, нескладная, низенькая женщина в преклонном возрасте не выделялась обаятельными чертами. В ней не присутствовали утонченность, остроумие и женственнность. Чувством юмора тоже не обладала. Хитрая? Никогда. Грубая? Тоже нет. А что же тогда в ней было?

Работала она в редакции местной газеты "Правда". Трехэтажное здание составляли два этажа кабинетов с узкими коридорами и фотографиями руководства на стенах; на первом этаже справа находился буфет; а слева – пост охраны с турникетами. В обязанности Анны Сергеевны входило содержание пола в чистоте. Она мыла его до блеска, с усердием честных работников и хмуро глядела на тех, кто шлепал по намытой плитке грязными ботинками. Всегда неопрятная, с редкими, зачёсанными назад, серо-седыми волосами она не сильно импонировала окружающим; а кроме того слышала речь собеседника через раз, что крайне затрудняло общение с людьми, которые не желали перетруждать голосовые связки только, чтобы докричаться до неё. Многие работники редакции проходили мимо неё и бросали своё холодное приветствие. Ведь кто такая уборщица, когда они редакторы и журналисты по образованию и собственному убеждению? Они посмеивались над ней и считали не в меру глуповатой. Она же оставалась радушной и не забывала справляться о здоровье других.

– А Жанна еще не приходила? Ай заболела? – спросила Анна Сергеевна сидящую рядом на лавке буфетчицу.

Это была женщина лет сорока девяти со взбитой, белой шевелюрой, в белом чепце и фартуке с оборками и жемчужными бусами на шее. Буфетчица имела все данные обладать информацией, неизвестной остальным: колкий язык, прекрасный слух (она различала даже шёпот за последним столиком буфета) и умение втереться в доверие несмотря на вид базарной торговки.

– Понятия не имею, – отвечала буфетчица. – Не пришла и не пришла, нам какое дело?

Анна Сергеевна взглянула на буфетчицу с глубоким изумлением. Зная, что вторая её напарница Жанна, моющая третий этаж, слаба здоровьем и совершенно одинока, Анну Сергеевну заботило, как та справляется в случае болезни. Представив, как Жанна едва встает с кровати, с трудом переставляя ноги, её сердце защемило. У самой Анны Сергеевны были двое взрослых детей, а они – при мужьях и детях. Собственно, жаловаться будто бы не приходилось.

– Ужасно быть совсем одной, – грустно вздохнула Анна Сергеевна, устремляя серые глаза на парадную дверь. – Приходишь, и поговорить не с кем.

Буфетчица распахнула нагловатые карие глаза, спрятанные за густыми умильными бровями; а её уста с большой нижней губой в негодовании потянулись вперед.

– А кто ей виноват? – буфетчица скрестила толстые руки на массивной груди. – Всю жизнь дурака валяла, всё принца ждала; а такую красавицу, знаешь ли, и на коня стыдно посадить.

Она издала развязный смех, сотрясающий грудь.

– Зачем ты так, Мария? – возразила Анна Сергеевна. – Она ведь никому зла не причиняла. Добрая и рассудительная.

– Как же, видали мы эту доброту! Глядит лишь бы чего домой утащить. Уж я-то таких добрых поведала, будь уверена! У неё так глаза и бегают по витринам буфета. Злачная пьяница, что с неё взять?

Анна Сергеевна покачала головой, не желая раздувать спор на условиях осуждения; а в конце рабочего дня с тяжелыми вздохами буфетчица Мария с трудом понесла домой три набитые доверху сумки. Припомнив, что та идет на работу с легкой дамской сумочкой, Анна Сергеевна ещё раз качнула головой. Картина была слишком повседневной, чтоб её комментировать. Буфетчица была жадной и необязательной работницей, как и большинство сотрудников, заимевших дурную привычку опаздывать, зная, что главный редактор позволяет себе полчаса задержаться в пути. Анна Сергеевна была не такая; она добросовестно поглядывала на часы по утрам и всегда приходила вовремя, за десять минут до начала рабочего дня, чтобы успеть подготовить инвентарь и вынести мусор, пока редакторов нет в кабинете. Они не чествовали, когда их прерывала бестолковая женщина, помешанная на порядке и соблюдении прямых обязанностей. Вечером Анна Сергеевна уходила последней; ждала пока охранник обойдет кабинеты, потом перемывала первый этаж и с чувством выполненного долга в семь часов вечера покидала здание.

Идя темными обледенелыми улицами зимой, её одолевал страх. Прохожие были редкостью той дороги, а после фильмов о насилии, что так легко вписались в моду женского канала, казалось, преступниками город набит до отказа. Она жила в тихом переулке. Сперва до него нужно идти прямо, под высокими фонарями, мимо круглосуточного магазина, автошколы и аптеки, где всегда бывает уйма народу; а затем свернуть в ничем неосвещенный поворот справа, что делит два ряда кирпичных белых домов между собой. Проезжая часть не отделялась тротуаром, что ставило под угрозу жизнь снующих пешеходов. Анна Сергеевна всегда торопливо обходила эту часть дороги и прыгала в сторону при каждой машине, едущей мимо.