Елена Малахова - Веданта. Сборник рассказов

– Опять ты выдумываешь! – раздраженно рявкнула она. – Врач тебе ясно сказал, аппарат не может вызывать боли.

Сердце матери кольнуло обидой, но вид она сохраняла спокойный и непритязательный. Людмила повесила сумку на плечо и поправила пиджак. В брючном костюме болотного цвета выглядела она чопорно и образцово; да и волосы, всегда собранные назад в короткий хвост, намекали, что женщина работала в условиях, где предъявляли высокие требования к прическе и внешнему виду. Именно так и было, работала она преподавателем младших классов и заходилась в гордости, что сама всего добилась с того момента, как Анна Сергеевна все четыре года давала ей деньги на проживание и ещё год после того, как Людмила нашла работу.

– Всё, побежала я, – Людмила наклонилась к мальчику и поцеловала его, пока тот также усиленно справлялся с преградой. – Костя, веди себя хорошо!

Мальчик издал зычный визг, мотая головой. Людмила ушла, цокая каблуками.

– Ну, а теперь пошли играть.

Последнее слово усмирило мальчика, и он направился за Анной Сергеевной на кухню. Она достала из шифоньера коробку с мягкими игрушками и отдала мальчику. Капризно скривив губы, он начал рыться в игрушках и, так как достойных его вниманию там не нашлось, одна за одной они летели на линолеум. Задавая мальчику простые вопросы, Анна Сергеевна принялась варить суп. В полдень она собиралась отпроситься и навестить мужа в больнице, которая находилась в пяти минутах от редакции. Вот уже два года как с периодичностью в месяц он ложился на принудительную госпитализацию в психиатрическую клинику. Жизнь его пошла под откос после выхода на пенсию. Не найдя себе применения, он стал пить и превратился в занудного скандалиста, ищущего камень на ровном месте. Он придирался к её вздохам, взглядам, тону сказанного – ко всем действиям, исходящим от неё. Их быт превратился в танец нестинара: он раскалялся, как угли, сыпля на неё ярость и оскорбления; она словно ходила босыми ступнями по огню и как бы осторожно это не делала, молча проглатывая его грубости, ей не удавалось не обжечься. Он всё бушевал. Затишье царило в доме только, когда он спал или гарцевал за водкой, довольный и весёлый, что выудил деньги из кошелька жены. Его деградация привела к белой горячке, и теперь серые безвылазные стены больницы заменили ему родные. Анна Сергеевна тяжело переживала за него. С ним было сложно, а без него душа не на месте. Её утешало, что, относя еду в больницу, она в меньшей степени облегчает его тёмные дни заточения там.

Костику быстро надоело копаться в одиночку, и он стал бегать по комнатам, забиваться в угол под стол или в проём между стеной и шкафом в зале. Усмирить его было непросто, при том что Анна Сергеевна давно растеряла юную проворность и была не так тонка, чтобы протиснуться в узкий проём, где мальчик помещался только боком. Он задорно смеялся и называл её криворукой. Ему казалось забавным, что за ним бегают и не могут достать. Эти нервные игры сильно утомили женщину. Щеки и лоб у неё стали пунцовыми, дыхание потяжелело. Она знала, что в таких случаях происходит дальше.

Наконец, она беспомощно ушла на кухню, а Костик остался хохотать в зале, продолжая отписывать в её адрес непристойные словечки. Она доварила суп, и подошло время кормить мальчика. С горем пополам она уговорила его вернуться за стол, и когда он сел, поставила перед ним тарелку. Наотрез отказываясь есть, он швырнул в неё ложкой и долго кричал.

– Я не буду! Не буду! Это не вкусно!

– Ты ведь ещё не попробовал. Давай… Открывай ротик. За маму…

– Не буду сказал! Не буду!

Анна Сергеевна продолжала сердечно уговаривать его, предвидя негодование дочери, когда та узнает, что ей не удалось накормить внука. Она почувствовала себя хуже. Всякий раз, как начинался приступ, у неё шумело в ушах; кровь, горячая и быстрая, стекалась к вискам, и её охватывал страх, что на сей раз всё кончится плачевно. И в том случае она переживала прежде всего не за себя, а за маленького мальчика, который останется в квартире один, с мертвым телом бабушки. Под действием паники она позвонила дочери и попросила её вернуться.

– Ма, я не могу всё бросить! – злобно ответила Людмила. – У нас второй акт, двери закрыты. Что тебе совсем плохо?

– Я боюсь упаду, и Костик один останется.

– Ты постоянно боишься, но слава богу не падаешь. Ты давление мерила?

– Нет. Я итак чувствую, что высокое: в затылок бьет и в голове шумит.

Людмила тяжело спустила воздух в трубку.