Прибивались к полу деда калоши в прихожей, запускались ракеты – дымовушки из старой кинопленки в раскрытые соседские окна и многие другие проказы, за которые особо на орехи не доставалось, просто заставляли один час читать что-нибудь вслух. Привыкнув, потом я стал читать и без наказания. Лишь две вещи в доме были для меня неприкасаемые и поэтому желанные донельзя: это пишущая машинка, на которой дед подрабатывал, корректируя кандидатские и докторские диссертации и трофейный дарсенвалевский аппарат. Из-за аппарата приходилось раз-два в неделю ныть от «болей в ногах» и тогда, с торжественностью и осторожностью, достойной яиц Фаберже, спускался аппарат со шкафа и с потрескиванием и покалыванием проводился массаж стекляшками, с завораживающе горящими внутри разноцветным неоновыми огнями. Конечно, я добирался и до них, но когда это обнаруживалось (заклинившая каретка или сломанная стекляшка), «орехами» дело не ограничивалось и даже отчаянные маневры бабушки не спасали мой зад от ремня.
Но не только отчаянным озорством был озарён этот безоблачный промежуток моего детства. Были, конечно, и менее приятные для меня ситуации, без которых трудно было обойтись:
первое: стрижка волос – старой, ручной, безумно тупой машинкой
второе: приём по воскресеньям рыбьего жира
третье: купание в «кипятке» с многократным намыливанием головы щипучим мылом.
Стрижка длилась в течение нескольких дней, так как за один заход удавалось постричь лишь небольшую часть головы, после чего, я как вождь краснокожих, обычно вырывался из дедовских объятий и сбегал на спасительную улицу. Вид, клочками выстриженной моей головы был делом обычным, потому это ни у кого не вызывало особых эмоций.
Рыбий жир… Ну, кто его не помнит, это с послевоенных голодных лет, видимо, было единственной возможностью пополнить организм необходимыми элементами и занимались родители этой экзекуцией до самозабвения. После долгих споров и в основном безуспешных попыток бабушки смягчить рыбьи страдания соленым огурцом, лимоном и даже вареньем, дедом было предложено мудрое решение проблемы. В воскресенье утром пьем ложку ненавистного рыбьего жира и идем на просмотр научно-популярных фильмов в малом зале кинотеатра «Руставели» с обязательной промежуточной остановкой у гастронома, в здании по пр. Руставели №1, где на углу при входе в гастроном стоял лоток, похожий на лоток для мороженного и продавались маленькие булочки с заварным кремом внутри (может, кто помнит?). Какие же они были вкусные, никакой рыбий жир не мог затмить их божественный вкус, смачно сдобренный порцией кинофильма! И даже, когда рыбий жир иссяк, воскресные посещения кинотеатра остались надолго, за что я деду премного благодарен. Как много интересного и поучительного узнал за эти годы, а мог ведь и не увидеть, не будь на свете рыбьего жира!
Купание – это была единственная процедура, где я постоянно и безнадежно проигрывал! Этой, обычно приятной процедурой командовал дед и умудрился превратить её в полковую экзекуцию. Да, забыл самое главное. Дом у нас был коммунальный, коридорного типа, об этом в полной красе ниже. Условия тоже были минимальные, вернее, их вообще не было! Ванная комната в нашем доме была понятием иррациональным, чем-то средним между буржуазным пережитком, чего при нас уже не было, и радостью из светлого коммунистического будущего, которое, неизвестно, когда еще наступит. Процедура проходила на кухне, в корыте многоцелевого назначения, вода грелась в ведре, на … (вдумайтесь в эти слова! Через пару лет, человек полетел в космос) кирпичной, дровяной печке, на третьем этаже столичного города Тбилиси и потом разбавлялась до нужной температуры. Температуру воды для купания ребенка мамаши, обычно, определяют нежным локотком, дед же – свой указательный палец считал термометром не хуже, из-за чего температура воды была, обычно, выше приемлемой градусов на десять. В связи с этим купание превращалось в некое подобие муштры на плацу, где царил армейский девиз «не можешь – научим, не хочешь – заставим». Но, если в двух предыдущих случаях был простор для маневра и как-то можно было, или вырваться, или договориться, то в последнем случае положение было безвыходное: в чем мать родила не сбежишь и договариваться было особо не о чем, поэтому оставался один выход – орать, орать как можно дольше и громче, чтоб перед соседями ЕМУ «было мучительно больно» за причиняемые ребёнку муки. Поэтому, когда в доме раздавался вой иерихонской трубы, все жильцы знали – КУПАЮТ!
Читать дальше