Лори Лютер - Крионист

И хотя сейчас я без труда распознаю разомкнутый виллизиев круг и знаю, что с этим делать, всё равно не хочу с этим связываться.

Мы подъезжаем к лаборатории, выносим и тащим покойника на рабочий стол. Я хочу как можно быстрее приступить к делу – не так часто удаётся поработать нормально. Мы кладём криопациента номер… какой там… пятый или шестой (если не считать птиц и животных) на стол. У Эда на лице появляется довольное выражение, как будто он только что справился со сложнейшей задачей. И хоть задачи ещё и не начинались, я отвечаю на его улыбку:

– Молодец, заслужил конфетку.

– За что? – продолжая улыбаться, интересуется Эд.

– За то, что тело не уронил, – отвечаю я, и уголки губ Эда опускаются. Он смотрит на лицо криопациента задумчиво и наконец спрашивает:

– Интересно… Бесконечна ли Вселенная?

Я усмехаюсь. Эдик совсем как ребёнок.

– Тебе какая разница? Ты-то конечен.

Наш диалог не продолжается дальше, потому что в операционную на всех парах в развевающемся, как плащ супергероя, халате влетает Валера Хантер. Ему дали это прозвище Хантер ещё до моего появления в фирме, потому что он добыл здесь всех криопациентов, включая и того, над которым мы собираемся работать сейчас. Хантер – настоящий охотник за головами, в прямом смысле. Тот ещё маньяк, насколько я могу судить. Когда я поступил на работу, Хантер был в командировке или отпуске, и всё это время я лишь слушал истории начальства о том, какой он молодец, ответственный и увлечённый работник. Но когда я познакомился с ним лично, то слово «увлечённый» показалось мне сильным преуменьшением.

Если для меня всё это интересная кропотливая работа, увлекательные головоломки, даже романтика, единственная романтика в моей жизни, ни с чем не сравнимая и не сравниваемая, что-то сродни огранке драгоценных камней, и я получаю удовольствие от долгого и сложного процесса заморозки живого (когда-то) существа, то для Хантера крионирование – безудержная страсть именно потому, что он всерьёз верит в то, что всех этих синегубых бедолаг можно будет разморозить. Крайне сомнительное утверждение, на мой взгляд. Впрочем, свои соображения на этот счёт я здесь предпочитаю не озвучивать – они не совсем вяжутся со всей концепцией криофирмы. Полагаю, что за это и уволить могут, как за своего рода предательство интересов организации. Не скажу, что я сильно волновался бы об этом, и всё же из вежливости предпочитаю не обламывать верящих в теоретически, но как бы научно обоснованное воскрешение.

И вот Хантер влетает к нам, в нём так же, как и во мне, примерно сто девяносто сантиметров роста, но он темноволосый, худой, исключительно интеллигентного вида, с тонкими музыкальными пальцами и с высокими скулами. Он стоит возле меня, но я не чувствую его запаха – ни парфюма, ни других средств гигиены, ни пота, ничего вообще, он словно пластмассовый. Я уверен, что девки вешаются на него не меньше, чем на меня, но при этом не могу представить его в женской компании. Мне кажется, что Хантер проводит всё своё время между лабораторией и библиотекой, лишь иногда заскакивая к микроволновке или в гальюн. Мы работаем вместе уже довольно долго, но я совсем не приблизился к нему за всё это время, и не видел его ни разу в чьей-нибудь компании. Хотя я признаю, что и сам никогда не стремился и не стремлюсь узнать его – мне, откровенно говоря, плевать, кто он и что. К тому же при всей его изящности в нём есть что-то отталкивающее, я не могу толком понять, что именно. Хотя, скорее всего, это всего лишь его более высокое положение на работе.

Он закатывает рукава халата и своей белой рубашки, зачем-то щупает пациента, как будто пытается тактильно определить его температуру.

– Кто наш шестой?

– Да хер его знает, труп мужика, – отвечаю я. Какой смысл собирать анамнез человека, который уже умер? Был он там поваром, дайвером, литературным критиком или танцором диско, что теперь с того. И хоть по прошествии часа с момента смерти некоторые нейроны его всё ещё живы, он уже не слепит вареники, не нырнёт в океан, не обосрёт начинающего писателя и уж тем более не научит нас танцевать.

– Я бы не бросался такими словами, – замечает Хантер, не глядя на меня, а приподнимая веки покойника, словно ожидает увидеть там зрачковые реакции. Я усмехаюсь, до того тупо это выглядит. Иногда люди, намеренно пытаясь придать себе важности, кажутся гораздо более жалкими, чем бездомные, ссущие в свои коробки на глазах прохожих.