Оксана Кириллова: Я уеду жить в сказку

Фактически все, что знала о Томе семья после переезда, – название фирмы, куда она в итоге устроилась, и то, что в целом «дела идут нормально». Был еще ворох бесполезной информации, призванной забить паузы в разговорах: пробки, погода, нелепый наряд попутчицы в метро, вкус кофе в автомате. Ну не рассказывать же было о том, что правда важнее всего.

Тома прошлась взад-вперед по кабинету, схватила со своего стола подставку для ручек и карандашей и уже собралась запустить ею в стену. Она представила, как канцелярские принадлежности искрами разлетаются по кабинету, треснувшая подставка валяется в углу… а дальше что? Кому все это собирать? Луч здравого смысла, вкравшийся в пелену чистого гнева, заставил Тому обреченно опустить руку. Чудом избежавшая страшной участи подставка вернулась на стол.

В 19:20 Тома приняла смелое решение выждать десять минут и «что-нибудь предпринять» – в голове это звучало примерно так. Очевидно, устрашившись ее всепроникающей грозной ауры, акционеры решили разойтись в 19:27. Начальник так и не зашел сказать, что освобождает ее: услышав голоса в коридоре и увидев Полину, Тома вырубила компьютер, схватила сумку и джинсовую куртку и ринулась к выходу. Чуть не сбила помощницу директора с ног – та что-то процедила, но плевать.

В коридоре Петр Иванович с пасмурным видом пожелал ей удачных выходных – правда, из его уст это прозвучало как проклятье. Возможно, совещание прошло не так уж гладко, но это Тому тем более не волновало.

Лифт в офисе работал до семи вечера, поэтому спускаться пришлось по лестнице. Естественно, по дороге Тома не встретила ни души: работавшие в здании люди давно наслаждались заслуженным отдыхом. Уже на первом этаже, несясь мимо «мертвого» лифта, она мимолетно вспомнила встречу с лысоватым «астрологом», но не смогла воспроизвести в памяти его предсказание.

О покупках не могло быть и речи: времени и так не оставалось. Если Тома когда-то и представляла, как во взрослой жизни будет принимать бабушку у себя, то ни адская спешка, ни пустой холодильник (соседки решили не закупаться перед своим отъездом, а Тома просто не стала этого делать), ни, само собой, злополучный винт в планы не вписывались.

Путь к вокзалу был длиннее, чем она ожидала. Некоторые станции внезапно оказались перекрыты из-за ремонтных работ, о которых наверняка сообщали в новостях заранее. Тома в лучшем случае перелистывала вылезшие в «Яндекс» особо скандальные новости о зарезанных женах, упавших самолетах и авариях с двадцатью пострадавшими – и их воспринимала скорее как бредни новомодного автора, чем как что-то имеющее отношение к ней и ее жизни.

Во время второй пересадки Тома вспомнила, что у нее разрядился телефон. Бабушка могла позвонить. Судя по станционным часам, до прибытия ее поезда оставалось всего десять минут. Томе захотелось сесть, закрыть лицо руками и замереть, как смирившийся со своей участью путник в ночном снежном лесу.

Когда привычный механический голос возвестил о прибытии на станцию Павелецкая, на часах было восемь ноль семь. Бабушка не стала входить в здание вокзала и осталась на перроне. Тома и не надеялась, что при виде нее испытает что-то особенное, но на мгновение все же нахлынуло мягкое, уютное чувство, будто она вернулась домой после долгой утомительной прогулки, наконец вытянула гудящие ноги и налила себе чаю. Однако поникшие плечи бабушки, тревога и, кажется, раздражение в ее взгляде быстро развеяли это мимолетное ощущение.

– Где ты была?

Укор. Досада. Что угодно, только не радость.

– Задержали на работе. – Голос внучки тоже прозвучал без нежности – необходимость оправдываться окончательно все испортила.

– Ты могла бы предупредить по телефону. Или просто хоть иногда его включать.

«Господи, я этого так и не сделала. Ну что я за человек».

– Мне не четырнадцать, – неожиданно для себя огрызнулась Тома.

Откуда это вылезло? Вспомнились вдруг времена, когда Тома обещала прийти от очередной подружки к обеду, а приходила, заболтавшись и заигравшись в компьютерные игры, минут на сорок позже. Потом неохотно объясняла, почему не позвонила и заставила бабушку волноваться, а самой не терпелось свалить обратно к подружке. Там никто не заставлял отчитываться, не нервничал и не обижался, там можно было вдоволь читать подростковые журналы с новостями о звездах и советами о мальчиках. И никому не отвечать на вопросы, чем эти журналы лучше книг.

В пятнадцать лет читать Толстого Тома так и не начала, журналы все еще покупала, но полудетская агрессия отступила, и подчеркнутая дистанция между ней и взрослыми сократилась. Девочка стала предупреждать бабушку об опозданиях и уже не закатывала глаза на каждое ее замечание – впрочем, таковых становилось все меньше.