Чувствовала ли это бабушка? Томе казалось, что да. Возможно, страх, что бабушка заговорит об этом, заставлял внучку держать внутреннюю дистанцию. Со временем Тома стала звонить чуть реже, состоящая из десяти фраз дежурная беседа начала казаться вполне нормальной, и даже с мыслей о бабушке Тома старалась быстро переключиться на менее сложные и многослойные.
– Сколько мы не виделись, полгода? – зачем-то брякнула девушка.
– Да нет. Восемь месяцев. Ты приезжала на новогодние праздники, а сейчас сентябрь.
– М-м… а… да…
Те праздники, которые Тома хотела использовать для реабилитации перед родственниками, неожиданно для нее обернулись одной сплошной тусовкой. Ее хотели видеть все друзья, каждый куда-то приглашал, она успела и небольшой роман закрутить – и в итоге с семьей за все дни провела не необходимый, а прямо-таки неприличный минимум времени. И опять чувство вины – и желание заглушить его, поскорее сев в поезд, чтобы отрыв от родных снова стал как бы вынужденным и объяснимым.
– Так во сколько тебя встречать?
Полина покосилась на Тому с подозрением, точно предполагала, что та сорвется с работы прямо сейчас. Но бабушка приезжала в восемь вечера.
«Восемь часов. Если уйду с работы ровно в шесть, то успею заехать домой и быстро прибрать… нет, наверное, не успею…» С детства жившая в не очень большом городе, Тома продолжала думать, что до любого пункта можно добраться максимум минут за сорок пять.
«Нет. Смогу только купить продуктов. И, видимо, с ними поеду на вокзал».
Необходимость переключиться со страданий к генерированию решений не приносила облегчения – винт в сердце никуда не делся, а мысли о других вещах… они ничего не меняли и не вписывались в картину мира.
Едва Тома положила трубку, телефон снова зазвонил. На сей раз это был начальник.
– Я прислал на почту документы, которые нужно привести в порядок к совещанию акционеров.
– Хорошо, Петр Ива…
– Они приедут в восемнадцать ноль ноль. Тебе надо остаться, вдруг им еще что-то понадобится.
– Но…
– Ничего страшного, отдохнешь в выходные. Это не затянется дольше, чем на час.
Когда шеф бывал таким категоричным, спор с ним смысла не имел – он все равно никого и ничего не слушал. Не будь Тома такой раздавленной, она бы наверняка рвала и метала: ведь теперь она может не успеть к бабушке! Но в тот момент очередная сложность воспринималась ею почти как должное.
Вместо 18:00 акционеры собрались к 18:20. Тома принесла им кофе (это была ситуация, когда за кофе все же отвечала она). Акционеров было всего трое, но они совещались с начальниками и между собой до бесконечности. Разумеется, гламурная помощница Петра Ивановича тоже была там – сидела, как обычно, закинув ногу на ногу в своих туфлях на восьмисантиметровых шпильках, и с умным видом взирала то на одного, то на другого. Делала вид, что внимает каждому слову… или действительно внимала, как знать.
В 18:40 раздался звонок: в зале заседаний требовались какие-то дополнительные бумаги. Их Тома не готовила и вообще, кажется, в глаза не видела. Не слишком торопясь и постоянно смотря на часы, она таки отыскала нужные документы и сама же этому вяло удивилась.
Судя по всему, «прозаседавшиеся» и не думали закругляться – то, что наступил вечер пятницы, их не волновало. Тома не питала особых иллюзий по поводу своей всесторонней осведомленности о делах компании, но уж вряд ли они были настолько плохи, чтобы продумывать антикризисный план на ночь глядя перед выходными.
В 19:00 Тома вдруг начала злиться. Она не ожидала, что окажется способной на это; гнев, очевидно, копился в ней довольно долго, и теперь от его разрушительной волны девушку бросило в жар. Она не смогла бы сформулировать, что бесит ее больше: неторопливые акционеры, сорвавшиеся «планы» на субботу и воскресенье или… грядущий отъезд Дмитрия.
Яркая вспышка отрицательных эмоций ненадолго перекрыла и боль, и все куда более сложное и противоречивое. Происходящее стало видеться плоско и оттого казалось еще более отвратительным: «Ему плевать, плевать на меня. Мог бы быть со мной и побережнее. Мог сказать что-нибудь теплое на прощание!.. А бабушка – почему ее угораздило соскучиться именно сейчас? Неужели не понимает, что, постоянно живя с тремя соседками, я буду рада уединению?! Неужели это нельзя было ощутить в моем голосе, когда я говорила ей о том, что их не будет?! Она так плохо меня знает?!»
Если бы Тома не злилась, она вспомнила бы, что с одиннадцати лет – и об этом была прекрасно осведомлена вся ее родня – боялась оставаться дома одна надолго и не ходила без сопровождающих даже по магазинам. Именно поэтому Тому поначалу не только не пугала, но и вдохновляла идея жить с подругами. Однако это оказалось сложно – приходить в шумную квартиру не с гулянки, а с работы, когда тебя, уставшую, не укрывают пледом и не кормят супом, как сделали бы родные, а лишь раздражают. Так что уже через несколько недель Тома стала ценить уединение, но совершенно забыла сообщить об этой перемене близким. Как и много о чем еще.
Читать дальше