Тициано Терцани - Конец – мое начало

Фолько: Сколько тебе было лет?

Тициано: Точно не помню – семь-восемь. Мой отец, истый коммунист-«левак», делал одну очень важную вещь, которую многие флорентийцы делают и по сей день: дежурил на общественных началах в Доме милосердия 3 3 Флорентийский дом милосердия. . Он был «пятничным дежурным», то есть нес службу по пятницам. Идя на дежурство, на голову он набрасывал капюшон, что всегда пугало меня. Обычай с капюшоном возник во время чумы во Флоренции: когда перевозчики трупов 4 4 Люди, которых коммуны привлекали для выноса тел, а также переноса больных в лазареты во времена чумы в Италии. отправлялись выносить тела или переносить больных в лазарет, то одевались во все черное и надевали капюшон, скрывавший лицо, – может, чтобы остаться неузнанными, а может, и для собственной защиты.

Эту традицию продолжило прекрасное заведение, которое находится рядом с Дуомо и называется Домом милосердия. Прекрасное также в том смысле, что в нем одинаково достойно, с равными правами и обязанностями служили флорентийцы всех званий и статусов: от самых благородных до самых бедных, как мой отец. Там он отслуживал свой час, потому как дежурство длилось всего один час. Когда кто-то приезжал на велосипеде с возгласами о заболевшей бабушке (или позже, когда появился телефон, звонил), то дежурные отправлялись пешком, а позже на скорой, и привозили раненного или больного в Дом милосердия.

Это дежурство давало моему отцу возможность социализации. Он был человеком несмелым, робел перед людьми, в особенности перед богатыми, знатными и власть имущими. А там все были запросто вместе. Дежурство проходило в прекрасной зале, и я ее прекрасно помню: часто ходил туда мальчишкой вместе с мамой, чтобы посмотреть на отца, одетым во все черное, как перевозчик трупов. Там он мог общаться с графами, маркизами, с людьми других социальных классов.

Так вот, возвращаясь к радио. Для того чтобы приобрести его, мой отец провел настоящее исследование рынка, используя свои контакты из Дома милосердия, и разузнал, где купить радио хорошего качества и тому подобное.

Рассказываю тебе и понимаю, что я был уже старше, когда у нас появилось радио. Скорее всего, мне уже было больше 12—13 лет. Я часто болел, когда был маленьким, – ну я тебе уже не раз рассказывал. Здоровье у всех было слабое, ели мало. У меня был хронический туберкулез лимфоузлов, поэтому я часто болел и лежал в постели.

И вот мой отец, замечательный человек во многих отношениях, мастер на все руки, смастерил мне то, о чем нельзя было и мечтать, – приемник! Он наверняка сделал его своими собственными руками, потому как такой вещи было не купить. Очень замысловатый аппарат. По сути, это было радио, которое работало по принципу кварца и иголки. Я, честно, толком не понимаю, как это все было изготовлено. Помню только, что нужен был кварц и игла, вроде той, что на граммофоне, – она крепилась к пружине и перемещалась по кварцу. Видимо, таким образом менялась частота. Если игла вставала удачно, то можно было слушать радио! Еще были большие наушники, как у пилота, – ума не приложу, откуда отец их раздобыл, – они заменяли динамик. Такая вот кустарная вещица. Когда я болел и лежал в постели, в жару, мама приносила мне молоко или бульон, а я слушал по радио новости.

Радио было, конечно, последним словом техники по сравнению с моим приемником. Ты нажимал на кнопку, и – ррраз! – сразу мог его слушать.

Фолько: Первый шаг к современности.

Тициано: Да, вот это было событие! Это радио было просто потрясающим! Если бы оно было у нас сейчас, то мы бы могли продать его антиквару за кучу денег. Оно было из лакированного дерева, с крутящимися колесиками регулировки частоты – не то что современные цифровые агрегаты, которые не поймешь, как и действуют. Еще была зеленая лампочка, которая загоралась и гасла в зависимости от того, далеко или близко была частота. Оно было выпуклым, с округлыми поверхностями, а колесики были не какие-нибудь пластмассовые, а костяные. Это радио стало первым предметом роскоши в нашей семье.

К чему я все это. Просто хочу, чтобы ты представил, каков был мир, в котором я рос. В этом мире была всего одна улица без какого-либо дорожного движения, кроме трамвая, который только после войны стал электрическим, а до этого, как ты помнишь, был на лошадиной тяге. Этот трамвай поворачивал прямо напротив нашего дома и шел до центра, до Сан Фредиано. Там он разворачивался и ехал к нам. В общем, ездил туда и обратно от наших задворок до далекой Флоренции. Мы жили за городской стеной и между нами и городом были поля, Флоренция была для нас как другая страна.