Тициано Терцани - Конец – мое начало

Конечно, я не утверждаю, что в твоем возрасте этот последний акт был бы тем же самым, что и в моем! Мне 66 лет. Я сделал все, что хотел. Жизнь моя была очень насыщенной, и у меня нет никаких сожалений. «Эх, мне бы еще немного времени, чтобы успеть то или это!» – это не про меня. Еще мне не страшно благодаря паре вещей, на мой взгляд, наиважнейших, которые хорошо понимали все великие и мудрецы прошлого.

Ведь почему все так боятся смерти? Что пугает, что заставляет людей леденеть от ужаса в ожидании ее? Мысль о том, что в этот момент исчезнет все, к чему мы были так привязаны. Прежде всего, тело. Мы сделали из тела культ. Мы растем в нашем теле, идентифицируем себя с ним. Погляди на себя: ты молод, силен, у тебя гора мускулов. И я был таким! Каждый день я пробегал километры, занимался гимнастикой, чтобы оставаться в форме. У меня были стройные ноги, усы и волосы цвета воронова крыла. Я был симпатичным малым. Когда говорят «Тициано Терцани», то представляют себе это тело. Но это же смешно! Погляди на меня сейчас: кожа да кости, худющий, опухшие ноги, живот как шар. Что произошло с геометрией моего тела? Раньше у меня были широкие плечи и узкая талия, а теперь, наоборот, плечи узенькие, а талию не обхватить. Зачем мне держаться за это тело? И потом, какое именно тело? Ведь тело меняется каждый день: оно изнашивается или режется на кусочки хирургом, волосы выпадают, ноги начинают хромать.

Мы – это не наше тело. Так что же мы тогда?

Мы ошибочно считаем, что это все то, что мы потеряем, если умрем. Мы идентифицируем себя, например, с профессией: журналист, адвокат, директор банка. Ты не можешь смириться с мыслью, что все это исчезнет после смерти, что ты не будешь больше великим журналистом, замечательным директором банка. У тебя есть велосипед, автомобиль, красивая картина, которую ты купил на накопленное за всю жизнь, участок, домик у моря. Это – твое! Но смерть заберет все это. Причина страха перед смертью – необходимость отказа от всего того, к чему у тебя сердечная привязанность: от собственности, желаний, того, с чем мы идентифицируем себя. Я уже сделал это. В последние годы я не занимался ничем другим: скидывал все за борт как ненужный балласт. Сейчас у меня не осталось ничего, к чему бы я был привязан.

Очевидно, что ты – это не твое имя, не твоя профессия и не твой домик у моря. Если научиться умирать, продолжая жить, как этому учили мудрецы прошлого – суфии, греки, любимые нами гималайские риши, – то можно выработать умение не идентифицировать себя с этими вещами, осознавать, что ценность этих вещей крайне ограничена, преходяща, смехотворна, непостоянна. Что если твой домик у моря в один прекрасный день смоет во время прилива? А если твой сын, о котором ты постоянно думаешь и который иногда заставляет тебя страдать и переживать, однажды выйдет из дома, и ему на голову – бах!!! – упадет кирпич? Все! И нет его! Понимаешь, о чем я? Ты не можешь быть тем, что так легко может исчезнуть.

Если ты, продолжая жить, начинаешь понимать, что не являешься всем этим, то постепенно начинаешь отделять все это от себя, отпускать. Отпускать даже то, что является самым дорогим для тебя, в моем случае – это любовь к твоей матери. Я любил твою мать все годы, что мы были вместе (а это сорок семь лет!). И когда я говорю, что отпускаю эту любовь, я не хочу сказать, что я ее больше не люблю. Просто для меня эта любовь не является больше рабством, я стал независим, отделился даже от нее. Эта любовь – часть моей жизни, но я не есть эта любовь.

Я – это множество всего… или, наоборот, ничто. Но в любом случае, я – это не то, о чем только что говорил. Мысль, что, умирая, я потеряю эту любовь, потеряю дом в Орсинье, потеряю тебя и Саскью, потеряю то, с чем меня идентифицируют, больше не занимает меня. Она меня совсем не пугает, я отделился от этого. Гималаи, то время, что я провел там в одиночестве, природа, мой недуг, который мне посчастливилось заполучить и который заставил меня задуматься обо всем этом, – мои великие учителя.

Другой аспект, который, на мой взгляд, является важнейшим в жизни человека, способного расти, становиться зрелым, что (я надеюсь) некоторым образом произошло в моем случае, – это отношение к собственным желаниям. Желания являются нашим величайшим двигателем. Если бы Колумб не желал найти новый путь в Индию, он бы не открыл Америку. И так называемый прогресс (или регресс), и вся человеческая цивилизация (или децивилизация) движутся нашими желаниями. Желаниями всех типов, начиная с самого простого, плотского: желания обладать плотью других существ. Желание – великий двигатель, не отрицаю этого. Оно важно и определило историю человечества. Но если приглядеться получше, взглянуть по-новому: что такое наши желания? Желания, от которых никуда не скрыться? В особенности сейчас, в нашем современном обществе, движимом только желаниями, причем желаниями наиболее банального свойства – материальными, ограниченными ассортиментом супермаркета. По мне, так делать выбор при таком ассортименте кажется бесполезным, банальным и просто смехотворным.