Тициано Терцани - Конец – мое начало

Это был особенный, очень ограниченный, но хорошо знакомый мир. В доме, который я только что описал, все вещи были приобретены по случаю свадьбы в 1936 году. Не стоит забывать, что мои родители были бедными как церковные мыши. В свадебное путешествие они отправились в Прато, что всего в 15 километрах от дома, но для них это было большое путешествие. Это было и самым долгим их путешествием до тех пор, пока я не вырос и не пригласил их в Нью-Йорк, а потом и в Азию.

Дом был обставлен таким образом, как это было принято в те времена. Женились только с приданым. А приданое состояло из кровати, шкафа, где в абсолютном порядке хранилось имущество, (никогда не забуду запах лаванды и мыла, которые моя мать клала между простынями) и комода. Комод был для меня олицетворением радости и страдания одновременно. В конце каждого месяца мой отец приносил все заработанное (и поделенное с напарником) за этот месяц, и деньги отправлялись в комод, вглубь простыней. Никто не мог и подумать о счете в банке. Я помню, что каждый раз, когда месяц приближался к 15-му, 17-му, 20-му числу, начинались хождения – в моем случае тайные, в случае матери менее тайные – к этому комоду с проверкой остатков денег, спрятанных между простынями. Денег никогда не хватало: зачастую к концу месяца их не хватало даже на еду.

Все в этом мире было просто. В спальне были шкаф, комод и кровать. В гостиной стоял большой буфет – на самом деле замечательный – со стеклянными дверями и гравировками в стиле бидермейер или арт-нуво. В нем хранился «хороший», как было принято говорить, сервиз: фарфоровые тарелки и чашки Джинори 2 2 Марка итальянского фарфора. , которые мы брали только для особых случаев.

Жизнь подразделялась на будние и праздничные дни, что вам, молодым, трудно понять. Например, у меня был один костюм: короткие штаны, рубашка, курточка. Так вот, надевать его я мог только по воскресеньям. Для всех остальных дней была будничная одежда. И только в воскресенье, после купания… Да, купание происходило замечательным образом, это отдельная история. У нас была огромная оловянная бадья, в которой я, будучи героем нашей семьи, наиважнейшей личностью, купался в первую очередь. Воду грели на газу, выливали в бадью и намыливались. После меня мылась мать, и самым последним – отец.

Фолько: В той же воде?

Тициано: В той же самой. Потом мы, я и мать, одетые в воскресное, шли на службу. Мой отец держался от церкви подальше. Так начиналось воскресенье. Затем мы обедали и после обеда отправлялись с визитом к родственникам, пешком, а иногда и на трамвае. Одна наша родственница была в сумасшедшем доме, и мы регулярно ходили ее навестить – помню, как меня до смерти пугали крики сумасшедших за оградой.

Еще у нас была кухня с мраморным столом, очень холодным зимой. Это был и мой письменный стол до моего восемнадцатилетия. На кухне была газовая горелка. Вернее, во время войны газа у нас не было и мы топили углем, готовили на печке, разводили огонь. Газ появился намного позже, если память не изменяет мне. Еще был кухонный шкаф, в котором хранилось съестное. Я обожал фрукты, но восхитительную дверь шкафа, в котором были яблоки, я мог открыть только раз в день: в день мне разрешалось съесть только одно яблоко.

У моего отца был старый велосипед, на котором он ездил на работу и возвращался домой в своей провонявшей до последней ниточки спецовке. Этот велосипед был для него очень дорог. Так дорог, что он никогда не оставлял его не то что на улице, но даже в подъезде, под лестницей, хоть дверь в подъезд закрывалась. Каждый вечер он на плечах заносил велосипед в гостиную, чтобы его никто не украл. К раме велосипеда, на которой он возил меня, когда я был маленьким, привязывалась сумочка, в ней был контейнер с едой. Мама каждый день клала туда яичницу с хлебом или что было съестного – этим он обедал в мастерской.

В остальном в доме не было ничего такого, к чему мы, современные люди, совершенно привыкли. Ничего развлекательного не было. Только подумай, не было ни радио, ни телевизора – последнего еще и потому, что его просто не изобрели. Радио тем не менее в то время уже существовало (во время войны люди слушали ВВС, слушали новости, транслировавшиеся с освобожденных территорий Италии), но, чтобы купить радио, у нас не было денег. И телефона у нас, конечно же, тоже не было. Все появилось позже.

Сначала появилось радио. Это был особенный и памятный для меня день. Радио мы смогли купить после долгих сбережений, в рассрочку (а вещи в то время приобретались именно так). Боже мой! Вот это было событие! Мы пошли в магазин, который я помню, как сейчас, он был на углу Виа Мадджио и Пьяцца Питти.