Мария Прукс - Прекрасное человеческое существо

Да, жердь была горячей. Каждое утро она была горячей – нагревалась за то время, пока у нее выкрадывали сны. Это была профилактическая мера, обязательная для всех, кто держал у себя человеческое существо выше кормовой категории.

Лиза прошла в ванную, сбрызнула лицо ледяной водой и спустилась к завтраку.

Папочка сидел на своем месте и отхлебывал из пиалы. Длинные пальцы обхватили горлышко откупоренной бутылки и налили для вошедшей Лизы свежего молока.

Лиза поблагодарила папочку вздохом отлично сыгранного счастья. Она уселась, подоткнув под себя края ночной рубашки, взяла ложечку и принялась расковыривать жесткий кусок запеканки. В ее душе оптимизм надолго не задержался. Ей не хотелось идти в клинику, и она прогоняла нервную дрожь, как могла.

– Знаешь, папочка, мне вспомнился один случай, который произошел в прошлом году… да, во время летней экскурсии. Очень-очень забавный! – Лиза подавила смешок и продолжила: – Знаешь, есть такие…

– Ты ведешь себя невоспитанно, – обрубил Биньямир.

Лиза запнулась на полуслове, вопросительно уставившись на папочку. Он смотрел в ответ, только его зрачки кололи, как рапира дуэлянта.

– Разве я не учил тебя, как позволено и как не позволено вести себя? Ты совсем не следишь за собой, – сделал он вывод, ставя опустевшую пиалу на краешек стола.

Биньямир не был в плохом расположении духа. Тяга воспитывать и шлифовать характеры домашних существ была в нем доминирующей силой, пожизненно замурованной в его старых привычках. Он скорбел, когда человек превращался в чистое ничто перед его авторитетом.

– Ах, папочка, извини! – до Лизы дошло, что не так. – Но ведь… Извини, сто раз извини. Я забылась.

Биньямир нахмурил высокий лоб теми особыми складками, которые делали его выражения скорби неестественно выразительными. Лизе никогда не удавалось проделать такое со своим лицом, хотя много раз в детстве она кривлялась перед зеркалом, практикуясь в искусстве лицедейства.

– Я слежу за собой, папочка. Правда! И никогда не забываю, чему ты меня учил. Вот, послушай: показывать зубы – значит проявлять агрессию и непочтительное отношение. Я не нарочно, просто иногда забываюсь, и у меня вырывается это… случайно.

Лиза перестала голосить извинения и мрачно нахохлилась. Почему-то папочка прощал ей тысячи мелочей, но обнаженные в улыбке зубы – никогда. Когда-то даже пригрозил, что спилит их под корень, если она не научится укладывать свое человеческое веселье в рамки общепринятых приличий, ведь в культуре, где ей приходилось существовать, только сдержанным полу-улыбкам дозволялось бродить в уголках сомкнутых губ. Зубами же дразнили инстинкты и выражали враждебность. Улыбчивая от природы Лиза тяжело мирилась с общепринятой установкой «как надо»; из ее генов выбраковали недружелюбие и угрюмость – и тут же запретили быть собой.

На кухне повисла пауза, которая беспрепятственно переросла в тишину. Лиза заставила себя забыть, что хотела рассказать смешную историю годичной давности, и перебросила все силы на скудный завтрак. Кусок за кусочком, – запеканка быстро исчезала почти неразжеванной.

Лизу иногда подкармливали теплым отношением, приучили ее и к этой вольности: в поглощении еды не знать манер. А она не хотела, да и не смогла бы воздерживаться от получения свобод; всякий раз, стоило ей только унюхать запахи вкусных блюд, Лиза набрасывалась на еду, забыв о приличиях, – и жизнь играла красками. Она слишком хорошо знала цену счастья, а религиозному папочке большего и не требовалось.

От Лизы не держали секретов – человек был отличным подспорьем мрачной и пустой религии новых жителей Земли. Чистый садизм, рабство в изощренной форме, и все ради того, чтобы выцедить беспросветное чувство скорби.

Лиза больше не заговаривала, – мастер провокаций из нее не вырос. Вокруг нее толпились ограничения – что можно, что нельзя… Но Лиза с данным ей от природы легким темпераментом и чуткой интуицией справлялась со всеми несправедливостями, и почти никогда семейное гнездо Биньямира не ведало ни капризов, ни неприятных взрывных сцен. Лиза действительно была идеально приручена.

Вскоре Лиза поймала взгляд дорогого папочки и поблагодарила за идеальный завтрак.

Биньямир попросил ее поторопиться – на прием к врачу опаздывать было нельзя.

Без промедления Лиза ринулась наверх собираться. Несмотря ни на что, она обожала папочку, любила его, может, и помимо воли, но все-таки любила, а он и его многочисленные сородичи очень любили соблюдать пунктуальность. Точность. Вежливость. Манеры и ритуалы. Собранность. Общность. Украшательства и дорогие ткани в одежде. Любили тонкую жестокость. Сложные страдания – не своих. Не любили беспорядок в деле, в головах. Выметали любую непрактичность. Любили все свое и переделывали чужеродное под себя. Когда-то они вынырнули из мертвого космоса и завернули планету в обертку своих оживленных и растущих городов. Стерли, выжгли, упрятали под корки и наросты краски Земли, и она превратилась в окровавленного ежа.