Олег Вергуленко - Гадости и Сладости. 13 жутких историй, которые лучше не читать

«Наверное, чтобы никто не пас», – мысленно объяснял я себе.

Сашка похлопывал по ладони деревянной дубинкой, которую он достал из тайника в кустах. Она была похожа на короткую бейсбольную биту со свинцовым стержнем внутри. Я заметил, что ряд насечек подбирается к середине дубинки. Сколько их там? Двадцать? Тридцать?

– Тридцать шесть! – заявил Сашка, словно прочитал мои мысли. – Тридцать шесть кимариков замочил!

Я несколько раз кивнул в знак восхищения, хоть и не понял, почему он назвал мертвецов «кимариками». Может, он сказал «комариков», потому что они пьют кровь, как вампиры? Нехилые комарики, размером с человека.

С каждым шагом мне становилось всё тревожней. Был ли это страх перед мертвецами или я боялся провалить испытание – я не понимал. Но и выдавать свои эмоции было неразумно, да и поздно.

Мы углубились в лесополосу и стали пробираться вдоль неё, прислушиваясь к каждому шороху, лаю собак, доносившемуся с «Палермо», треску сухих веток под нашими ногами. Мы крались, словно охотники, словно герои боевика «Рэмбо. Первая кровь» – единственной книги, прочитанной этим летом, которой, к сожалению, не было в школьном списке литературы.

Мне нравилось представлять себя крутым героем, я мечтал быть взрослым, сильным и смелым. Собственно, за этим я сюда и шёл – побороть свой страх, попасть в крутую взрослую компанию, стать героем, защищая мир от нечисти. Фантазии глушили тревогу. В них я продирался сквозь глухие джунгли, кишащие опасными хищниками и живыми мертвецами. Тут реальная опасность вокруг, некогда обращать внимание на внутренний трусливый скулёж.

Остановились. Притаились в кустах. Впереди лесополоса ровно разрезана линией высоковольтных проводов. Разрез шириной в несколько десятков метров. Прямо по центру, словно шрам на коже, протоптана узкая тропинка. По ту сторону послышался сигнальный свист.

– Все тут уже, – сказал Сашка. – Скоро начнётся.

Я огляделся.

– А они оттуда не могут прийти? – кивнул я в сторону гущи деревьев, видя, как внимательно Сашка вглядывается куда-то вдаль, совершенно игнорируя тыл.

– Нет. Они всегда по этой тропинке ходят, – не оборачиваясь, сказал Сашка. – Сейчас самое время.

«Мертвецы с привычками? Странно». Я, как обычно, промолчал.

Прошло несколько безмолвных минут, за которые я чуть было не забыл, зачем мы притащились сюда в такую рань. Где-то далеко просыпался город, а я никак не мог усыпить тревогу в своей груди. Не срабатывали ни уговоры, ни попытки отвлечь мысли чем-то другим. Солнце только-только начало выглядывать из-за высоток и легко касалось верхушек деревьев. В другой ситуации я бы точно начал писать стих, такой же тихий, как это утро. Но сейчас рядом со мной был Сашка, в глазах которого такой порыв наверняка вызвал бы смех.

– Погнали! – сказал Сашка и уверенно вышел из укрытия, похлопывая дубинкой по бедру.

С противоположной стороны вышли ещё четверо, все заметно старше Сашки. Теперь ясно, откуда он так много всего знает о взрослой жизни, откуда у него порнографические карты и ментоловые More целыми пачками. Теперь я был точно уверен, что все его рассказы, какими бы фантастическими они мне ни казались, были, скорей всего, правдой.

Петля хихикающих и улюлюкающих подростков медленно затягивалась вокруг шаркающего по тропинке «мертвеца».

– Опа! Красава! – воскликнул Сашка. – А я то думал, никогда тебя не встречу.

Я остановился в нескольких шагах от тропинки. Я знал этого «мертвеца». Когда-то он часто приходил в гости к моим родителям. Они оставляли меня с сестрой смотреть телевизор, а сами закрывались в другой комнате, из которой спустя несколько минут начинало разить ацетоном. Я не знал его имени, почти не помнил его лица, но его шевелюра, словно рыжий одуванчик, моментально всплыла в памяти.

В нашу последнюю встречу он угостил меня и сестру леденцами на палочках, а через полчаса его увезла машина скорой помощи. Я прекрасно помню всю эту суматоху перед приездом скорой.

– Неси ложку! Ложку неси! – командовал папа. – Переворачивай… держи язык… звони в скорую… убирай всё… окна открой…

Мама носилась по квартире с лицом ребёнка, пойманного на краже конфет, которому вот-вот влетит. Бледная и растерянная настолько, что мне сразу стало понятно – случилось что-то страшное. Поэтому мы с сестрой не показывались из комнаты, словно ничего не происходило, словно мы совершенно ничего не понимали, словно нас вообще не было до тех пор, пока Одуванчика не вынесли на носилках люди в белых халатах.