Маргарита Логвинова - Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 2

Тут сзади послышался удар и чертыханье, словно кто-то споткнулся. Так и есть: Женя и ведро не смогли разойтись миром.

– Короче, это все черное вы сажаете? ― поинтересовался он. ― Чего ты смеешься, я что-нибудь смешное спросил?

– Нет. Просто странный вопрос. Недели через три-четыре будем картошку сажать, так что если тебе снова захочется сбежать на пару дней, то приезжай и узнаешь наверняка.

– Буду иметь в виду, ― улыбнулся одними глазами Женя.

– Так это все ваше? ― мой спутник обвел глазами просторный сад, уходящий вдаль огород, бугор, речушку за ним, нечастый лес на заднем плане.

– Можно сказать и так! ― отозвалась я.

– Ты тут выросла?

– Ага.

– Теперь понятно, ― заключил Женя и оперся спиной на мощный остов яблони.

– И что тебе понятно, хотелось бы узнать? ― насмешливо поинтересовалась я, прислонившись к соседнему стволу напротив.

– Отчего ты такая полудикая ― полудомашняя.

– Спасибо, так меня еще никто не характеризовал! Отчего же я «полудикая»?

– Короче, делаешь, что хочешь и как хочешь, невзирая на других.

– Допустим. Почему же «полудомашняя»?

– Ну, ― замялся мой собеседник. ― Я тебе потом как-нибудь скажу.

До чего ему не хотелось пояснять! Он и глаза отвел, и на часы посмотрел, и телефон два раза проверил… Не стала я допытываться у него ответа: захочет, сам потом скажет. Все-таки любопытно взглянуть на себя глазами другого человека, правда, порой складывается впечатление, будто в кривое зеркало смотришься, и в нем не ты, а кто-то другой.

Вот и случилось! Сидим мы напротив друг друга в зале, таком любимом, родом из детства, за прекрасно накрытым столом (мама гостей принимает не очень часто, но если уж случилось, то будет пир на весь мир), во главе которого сама хозяйка. Рядом со мной Стрелок, с противоположной стороны ― Вероника (ближе к матери), а прямо по курсу, стоит поднять глаза ― Димка.

Комната довольно просторная, но вынесенный в центр стол значительно уменьшил ее. Тут мои игрушки, безделушки, книги ― многое, что характеризует меня сильнее, нежели все психологические портреты, которые только возможно придумать. Главное, приглядеться.

Вероника поглядывала на меня робко, вступила в разговор с мамой, потом ко мне обратилась. Мое лицо озарилось самой милой из подвластных мне улыбок. Я отвечала, как прекрасно работать в таком известном футбольном клубе, какой у меня замечательный профессор, как я глубоко прикипела душой к команде, какие у меня друзья превосходные… Вероника кивала, уточняла, спрашивала в обратную. Мама отвлеклась от еды, подперла ладонью голову и не сводила с меня глаз. Димка в разговор не вклинивался до поры до времени, делал вид, что поглощен окорочками, салатиками. Женя тоже молчал, но ему простительно: он с таким аппетитом вкушал мамину стряпню, что в один момент времени я поняла, что мама в позе мыслителя созерцает не меня, а его.

– Короче, вкусно невозможно, ― констатировал Женя, когда в разговоре возникла пауза.

– Женя, вы вроде бы знакомы с Димой? ― намекнула мама.

– Да, хорошая гонка была, когда мы впервые встретились, приятно вспомнить.

– О своих победах всегда приятно вспоминать, ― улыбнулась я.

– Знаете, ― подал голос Димка, ― некоторые проигрыши оставляют больше впечатлений, чем иные победы.

– Наверно, ― не удержалась от колкости я, ― особенно, когда хочешь проиграть.

– Как будто кто-то может нарочно стремиться проиграть! ― беря бутербродик с красной рыбкой, засомневался Женька.

– Знаешь, всякое бывает! ― переглянулась я со Стрелком. Димка поймал наш обмен взглядами и спросил:

– Есть один хороший вопрос: как вы считаете, может, лучше сразу сдаться, чем выйти и проиграть?

Первым вызвался отвечать Женя.

– По мне, так лучше попытаться.

– А ты как считаешь? ― обратился он ко мне, и я впервые за сегодняшний вечер открыто посмотрела на него, не отводя взгляд, но дать ответ не успела. ― Можешь не отвечать, и так знаю: проигрывать не люблю и без борьбы не сдамся.

– А я, ― попыталась проникнуть в наш в высшей степени странный разговор Вероника, ― считаю, что если нет больших шансов, то рисковать не стоит. Поэтому я только приветствовала решение Димки не участвовать в гонках.

– Вот и правильно, ― поддержала ее мама. ― Нечего зазря жизнью рисковать, вы кушайте, кушайте, ― она хотела прекратить этот непонятный разговор, смысл которого оставался ей неподвластным.

– Значит, ты больше не соревнуешься? ― спросила я. Даже жалко как-то, у него неплохо получалось.