Робби Стентон - Другие. Дэниел

Она валялась в кресле, уложив ноги на подлокотники. Я поспешил в комнату, чтобы, до прихода мамы, успеть заглянуть ей под юбку. Элен была начеку. Она прибыла в гостиную одновременно со мной и ловко сбросила ноги Бекки на пол.

– Милая, я уже говорила: эта поза неприлична и недопустима. Особенно, когда в доме живут мальчики, – строго сказала мама.

– А мне так удобно, – пробурчала Бекки.

– Удобство тоже должно быть эстетичным.

– Каким? – не понял я.

– Красивым, – мама присела на край дивана и, скрестив ноги, уложила их набок. – Девочка должна сидеть вот так, если на ней надеты юбка или платье.

Правильная поза не вызвала у меня эстетического энтузиазма. Она скрывала все интересные места и придавала Бекки вид занудной недотроги. Дабы усилить это впечатление, мама разгладила её кудряшки и нацепляла на них заколок. Затем, чтобы окончательно всё испортить, она напялила на Бекки уродливый коричневый свитер.

– Можно, я надену гетры? – спросила сестра, в попытке исправить положение.

– Нет, милая, они тебе не идут.

Мама вывела нас во двор и ушла за машиной. Бекки потёрла нос и, ковыряя землю носком ботинка, печально спросила:

– Почему я не нравлюсь маме? Что во мне не так?

Мне стало неловко: Бекки была неизменным объектом замечаний и придирок, в то время как я, пребывал в статусе идеального сына и был образцом для подражания.

– Это из-за папы? – словно услышав мои мысли, хныкнула Бекки.

– Не выдумывай. Мама тебя очень любит.

Сестра подняла голову и посмотрела на меня взглядом осиротевшего оленёнка Бэмби. Она пускала его в ход каждый раз, когда считала, что её обижают. Со временем, у моего организма выработалась ответная реакция: при виде «Бэмби», мне хотелось грозно зарычать, задвинуть Бекки за спину и, при необходимости, отдать за неё жизнь. Последующее четвёртое действие было более практичным и нашлось опытным путём. Я схватил упитанные щёки сестры и, глядя ей в глаза, уверенно сказал:

– Ты – самая красивая. В любом свитере и даже без гетр. И ещё, тебе очень идут сегодняшние трусы.

– Ты опять туда смотрел? – наигранно возмутилась сестра.

– Само собой.

Бекки захихикала и подставила мне шею. Я с удовольствием её обнюхал. У сестры был удивительный запах. В нём невероятным образом сочетались строптивая дерзость и ранимая беззащитность. На выходе это давало такой аппетитный коктейль, что я то и дело пробовал её на зуб.

– Дети, в машину, – позвала нас мама.

Мы забрались в наш неброский «Шевроле» и медленно покатили по улице. На углу, у двери булочной, стоял её владелец Эл. Он дымил сигаретой, задумчиво глядя в сторону заросших зеленью гор.

– Привет, дядя Эл, – заорала Бекки. – У вас сегодня будут пончики?

– Только для тебя, егоза, – по лицу Эла расползлись улыбчивые трещины. – Лиз сегодня задержалась, так что загляните через часок, миссис Блум.

Мама кивнула и направила «Шевроле» к выезду из города. Соседний городишко Фишвиль был так же сер и уныл, как наш. Его основатели последовали примеру Литтонских придурков и поселились в крошечной бухте, взятой в кольцо высокой скалистой грядой. Подступы к берегу охраняли их собратья помельче – выглядывающие из воды остроконечные зубцы успешно отпугивали яхтсменов и серфингистов. Остальных туристов отваживал сырой холод. Он круглогодично гостил в Фишвиле и частенько приглашал к себе в гости родственник-туман.

Поддерживая местные традиции, океанский берег встретил нас колючим ветром. Угрюмые волны сердито шумели и швырялись пеной. За этой неуёмной вознёй снисходительно наблюдали скалы. Их предводителем был высоченный утёс, прозванный местными «Волчья скала». Издали он, в самом деле, напоминал оскаленную волчью морду. Много лет назад, мой прадед Эсмонд Дэрни решил забраться на него во время бури. С тех пор его никто не видел. Удивляться было нечему: Эсмонд слыл городским сумасшедшим, регулярно откалывал подобные номера и надолго запомнился упорядоченным жителям Литтона. Встречая нас в супермаркете, старики то и дело заговаривали с мамой о его минувших подвигах. Мой дед, пытаясь от них отвязаться, сменил фамилию и стал зваться Джеймс Дэрни Блум. Затем он зачем-то передал это несуразное имечко отцу и тот, следуя традиции, присобачил его мне.

– Мам, что означает имя «Дэрни»? – спросил я.

– Похоже на французское слово «последний». Только ударение надо ставить в конце.

Мамин перевод укрепил меня в решении о будущей замене имени. Бекки была в курсе моих планов и из солидарности, решила поменять своё второе имя Беатрис.