Анна Бердичевская: Масхара. Частные грузинские хроники (сборник)

Артур видит Генриха, узнает.

– Ваи ме, ребята, Масхара!.. Эй, Масхар!

Он полон дружелюбия, тычет в Генриха пальцем, пытаясь обратить внимание сослуживцев.

Генрих в телефонной будке набирает номер.

В пустой комнате звонит оранжевый, похожий на кирпич, телефон. Никто не снимает трубку…

Такси катит по городу. Город такой обветшалый, такой теплый и такой родной, что и смотреть неохота… Слишком, смертельно родной. Вот, наконец, старая улочка ползет в гору, серый дом сталинской постройки.

Генрих открывает бумажник, в нем одна единственная бумажка. Кричит шоферу:

– Стой, приехали! Пятерки хватит?

– Слушай, друг, какая пятерка! Бензина не купишь, в пять раз переплачиваем!

Генрих хлопает по карманам, бренчит мелочью, отдает все бумажки, какие находит, доллары, франки-марки. Величаво сообщает: «Сдачи не надо», идет к обшарпанному подъезду. Он хромает все сильнее. У него как будто иссякают силы. Ноги подкашиваются. Генрих машинально лезет в незапертый почтовый ящик – там пусто. Лифт грохочет.

Слышен поворот ключа, из щели в прихожую бьет свет, дверь приоткрывается, в неё вначале заглядывает, потом входит Генрих. Ставит сумку, и сразу, не раздеваясь, идет к телефону, тому самому, оранжевому, похожему на кирпич. Снимает трубку. Гудит зуммер. Генрих вешает трубку, садится на диван, осматривается.

Двухкомнатная квартира Генриха похожа на номер полу-люкс в гостинице средней руки. На столе в гостиной стоят свежие цветы, рядом стопка газет и журналов, сверху оплаченные телефонные счета…

Звонит телефон. Генрих выжидает несколько секунд, снимает трубку, и все равно молчит.

В трубке женский голос.

– Алло! Алло!..

– Да.

– Генрих, ты приехал…

– А Ия, здравствуй. Я только что вошел. У тебя космическое чутье.

– Что-что?

– Я говорю – нюх у тебя, чутье космическое. Я только что…

– С приездом тебя, Генрих.

– Спасибо. За цветы спасибо. И вообще… – перебирает счета. – За телефон заплатила. Я уж думал его отключили… Как у тебя с деньгами? Я сейчас на мели…

– Что ты, Генрих! Ты лучше загляни в холодильник. Там для тебя сюрприз.

– Угу…

Генрих резко встает и хватается за колено. Сильно хромая идет на кухню, открывает холодильник. Там фрукты, сыр, бутылка коньяка. Возвращается к телефону с бутылкой в руке.

– Ия, родненькая, ты прелесть…

– Я все правильно сделала?

– Да! Только коньяк можно было не ставить в холодильник.

– Ну прости.

– Прощаю. Ты прелесть.

– Если что – позвони. Я дома. Пока.

Короткие гудки. Генрих вешает трубку. Осторожно садится, ставит коньяк на стол, закатывает просторную штанину. На опухшем колене ссадина. Генрих открывает бутылку, наливает коньяк в ладонь, смачивает колено. Морщится от боли, пьет из горлышка. Звонит телефон. Генрих поперхнувшись ставит бутылку, выжидает, осторожно берет трубку.

– Алло.

– Генрих, это опять я. Забыла тебе сказать: среди газет на столе есть письмо. Ты как?

– Я в порядке.

Вешает трубку. Медленно, не поворачивая головы, поводит глазами, ищет стопку бумаг с телефонными счетами сверху. Он же их только что… Вот они! Расшвыривает газеты, находит письмо. Осматривает конверт. Обратного адреса нет. Не вскрывая письма, Генрих берет бутылку и идет в спальню. Отпивает глоток, ставит коньяк на столик перед трюмо, прислоняет к бутылке письмо. И как подкошенный, валится на широкую кровать.

Смотрит в потолок. Говорит неизвестно кому, раздраженно:

– Зачем мне твое письмо без обратного адреса?

И слышит в ответ:

– Ты что-то сказал?..

Это голос Марии. В спальне невероятно быстро темнеет. Генрих осторожно поворачивает голову. На его плече голова Марии.

Они оба лежат в пальто на узкой короткой кушетке в почти темной гримуборной. За стенкой голоса, музыка. Генрих пытается поцеловать Марию, она отворачивает лицо.

– У меня губа треснула. Я простыла.

– Ты опять купалась? – Да.

– Но ведь осень. Понимаешь – осень. Октябрь кончается, вчера снег шел. Море ледяное. Ты – морж?

– Ну, не знаю. У нас в речке Каме в июле холодней.

Генрих обнимает Марию, целует волосы, глаза, осторожно – губы. Отстраняется от нее, садится, мрачно оглядывает комнатушку.

– М-да… (Смотрит на Марию). Стели постель. – А где?

– Откуда я знаю!..

Они лежат уже на полу, на покрывале, снятом с кушетки, укрывшись большой пляжной простыней. Лежат плечом к плечу.

Она говорит:

– Странная вышла у нас история.

Генрих осторожно поворачивает голову, чтобы увидеть лицо Марии. Видит близко влажный глаз, бровь…