Терентiй Травнiкъ - Три года писем…

Ты знаешь, я здесь вдруг стала бояться смерти. На чужбине смерть страшна. Размышляла о самоубийстве. Читала об этом: «Ни одно самоубийство, не может быть нравственно оправдано. Не может оно представлять собой и искупление. Оно не только лишает человека возможности развиваться и приобретать опыт в результате собственных страданий (реализуя ценность отношений), но и лишает возможности искупить страдания, которые он сам причинил другим. Таким образом, самоубийством никогда не расплатиться за прошлое. Человеческая свобода – это не „свобода от“, а „свобода для“, свобода для того, чтобы принимать ответственность. Самоубийца похож на шахматиста, который, столкнувшись с очень трудной шахматной задачей, просто смахивает фигуры с доски. Ровно, как не решить жизненных проблем, разрушением этой жизни… Если рассматривать жизнь с точки зрения присущих ей жизненных задач, нельзя не прийти к заключению, что жизнь всегда, тем более осмысленна, чем труднее она дается»… И мне кажется, чем больше дан талант, тем более строгий ответ придется держать перед Всевышним. Об этом писал Антон Брукнер.

Одним из моих любимых занятий здесь стало посещение парка. Недалеко от нашего дома небольшой тенистый пейзажный парк с фонтанами. Наверное, это единственное место в Берлине, где я чувствую себя хорошо, словно на меня какая-то благодать снисходит, и я слышу внутри себя музыку. Растительность здесь скорее южная, но есть березы с маленькими хилыми листочками (им здесь жарко), много широколиственных деревьев. Придаваться ощущениям на природе, мне мешает Дмитрий, то устал, то попить, то… Вообще, я совсем почти его не знала, такой он избалованный, и пуп земли, я, я, я хочу, мне, мне… Дмитрий купается в фонтане (здесь принято так), многие дети и взрослые купаются. Я тоже зализала, но правда полностью еще не пробовала. Сейчас в Берлине очень жарко 30—35 градусов. Тебе бы это очень не понравилось, да еще и влажность высокая. Погода, как в Сочи. Берлинцы загорают, где попало, на газонах посреди города, в парках. Причем, скромная женщина загорает здесь в плавках (без верха), а другие, вообще голыми, и ходят так, и мужчины тоже. В первое время – это воспринималось очень непривычно. Публика лежит, развалившись на спине к солнцу лицом. Я, конечно, не могла удержаться от того, чтобы краем глаза понаблюдать за голыми немцами. Думаю со временем, тоже развалюсь в таком виде, хотя бы ради озорства. Я наблюдала картину, как загорала одна пара, и женщина была в игривом настроении, то залезала на него верхом, то ногами поддавала, в общем, свобода нравов здесь непривычная, и все это выглядит довольно, невинно, никакой похоти нет. На улицах, я чувствую себя скованно из-за отсутствия языка. Ко мне часто обращаются (так, что я за местную, вполне схожу). Старушки подсаживаются на лавочке и заговаривают со мной. А я говорю, что я не понимаю по-немецки, извините, и ощущаю себя крайне неловко, виновато.

Но чтобы сносно говорить, надо много заниматься, а для этого нет, особо, ни времени, ни мотивации, когда понимаешь, что уедешь, и тебе это больше не понадобится. Английский бы я непременно учила с большим стимулом, психологическая литература, в основном, на английском. Здесь как-то в магазине, негритянка, обратилась ко мне по-английски, и я сама на себя удивилась, с каким удовольствием я с ней пообщалась. Есть у меня здесь одна мечта, съездить посмотреть дворцы и парки Фридриха, и еще посетить православную церковь (она есть только в Западном Берлине). Насчет поездок, более дальние – затруднительно, говорят, что после объединения, еще никак все не утрясется, и дальше, чем 20 км. От Берлина, нас не выпускают. Так что, Дрезден остается мало осуществимой мечтой. Очень бы хотелось почаще звонить Вам. Но я уже писала в первом письме, что это дорого, а деньги я здесь не зарабатываю, и не имею морального права тратить их по-своему усмотрению. Поэтому не знаю, как будет получаться. Домашнего телефона у нас нет (я смеюсь, что если со мной что-нибудь случится, мне придется тихо героически умереть). В посольство не прозвониться, все время занято, немецкого не знаю, вокруг своих нет.

Прошлое это для меня все, что я имею на сегодняшний день. Все, что я говорила остается в силе, даже больше, чем прежде, отчего многое не могу, и не хочу воспринимать.

6