Ирина Буторина - Кавказский роман. Часть II. Восхождение

– Мама, – не отставал сын, – ты никогда не рассказываешь про своих родных. Кто был мой отец, дед? Как они погибли? Может быть, тоже были репрессированы?

– Нет, сынок. Наших завалил оползень, – твёрдо ответила Лейла. – А были они уважаемые люди в горах.

– Странно, – удивился Гейдар, – ты со мной, младенцем, осталась, а они погибли. Ты ничего не скрываешь?

– Гейдар, мы с тобой спаслись благодаря тебе: ты меня заставил из дома выйти и отойти от дома. Так что нас не задело. Я же тебе рассказывала.

Эта недосказанная правда успокоила Гейдара, но очень хотелось знать фамилию своего рода.

– Ахметовы.

Так она назвалась, придя в Боевое. Это была фамилия их дальнего бедного родственника, жившего в Панкисском ущелье, который, как говорил отец, дружил с русскими.

– Расскажи что-нибудь о них, – попросил Гейдар.

– Почему ты не спрашивал о них, когда был жив отец? – удивилась Лейла.

– Мне его хватало. Я ведь не понимал, что значит родной отец. Мне кажется, что для ребёнка, кто рядом – тот и отец. Давно хотел спросить про настоящего, но не хотелось тебя расстраивать.

– Его звали Магомет. Он был храбрый воин, хорошо танцевал, как ты.

– Ты его любила?

– Любила, наверное. Я ведь его до свадьбы и не видела ни разу. Нас засватали. Наши отцы были из одного тейпа. Он тоже был совсем мальчишка. Красивый и добрый. Почему не любить?

– А как же Руслан? Ведь любовь – это навсегда?

– Что ты меня мучаешь? Ещё немного – и поймёшь, что такое любовь, навсегда она или нет. У каждого по-своему. Магомета жалко, а без Руслана я просто жить не могу, это любовь или что? – сказала она с таким отчаянием, что Гейдар понял: ещё немного – и опять покатятся слёзы, которые он так не любил.

При виде плачущей матери он просто не находил себе места и терял самообладание. Лейла действительно совершенно изменилась после гибели мужа, очень похудела и постарела. Чёрная, траурная одежда ещё больше подчёркивала произошедшие в ней перемены. Тёмные, траурные одежды на Кавказе не редкость. Женщины здесь носят траур годами, даже по давно умершим родственникам. Однако, глядя на Лейлу, каждый ощущал глубину постигшего её несчастья.

– Ну, девка-матушка, ты совсем себя загнала, разве же так можно? – корила её баба Зина. – Я мужа да сыновей обоих похоронила и выжила, а ты уж себя заживо хоронишь. Тебе, почай, ещё и сорока нет, а ты как старуха гнёшься к земле. Тебе же ещё сына надо в люди вывести да внуков вырастить. Это ты знаешь?

– Знаю, – тихо отвечала Лейла, – но ничего с собой сделать не могу.

– Ты бы хоть подумала о Гейдарке. Каково ему вечно горестную мамку видеть? Смотри, сбежит от тебя. Мужики – они в горе жить не любят.

Гейдар действительно стал всё реже и реже бывать дома и однажды поймал себя на предательской мысли, что лучше было уехать учиться в Грозный, чем видеть непрерывные слёзы матери. Поэтому, когда весной начался очередной призыв и Гаджиев предложил поговорить в военкомате об отсрочке от военной службы для единственного сына одинокой матери, Гейдар отказался.

– Зачем откладывать? Я служить пойду, – ответил он твёрдо.

– А как же учёба?

– Вернусь, пойду на заочный факультет. Я в газетах читал, что в стране приняли новый закон о приёме в институт. Для поступления надо иметь или четыре года стажа на производстве, или отслужить армию.

– Вот интересно, а я и внимания на это постановление не обратил. А как же школьники?

– Школьников зачисляют только при условии сдачи всех пяти экзаменов на пятёрки, мне этого не потянуть.

В возрождающейся после войны стране конкурсы в технические институты были огромными. Склонный к экспериментам Хрущёв, как и большинство членов правительства, получивший заочное образование, решил решить эту проблему своеобразным способом: ограничить высоким проходным баллом поступление выпускников школ и дать огромные льготы абитуриентам со стажем. Мнение учёных о том, что только свежие мозги способны к восприятию сложных точных наук, было проигнорировано. «Ничего, пусть грязь пузом потрут, прежде чем в инженеры выйти», – решило пролетарское правительство, и этот закон до конца правления Хрущёва практически отсёк от учёбы наиболее подготовленных абитуриентов.

– Ну, коль так, – сказал Гаджиев, – может быть, ты и прав. Иди служи, когда вернёшься, я тебе направление в институт от нашего совхоза дам.

Лейла не стала удерживать сына дома. Как ни странно, ей тоже хотелось побыть одной, чтобы не отравлять жизнь сыну своими переживаниями.