Ирина Буторина - Кавказский роман. Часть II. Восхождение

– Не может погибнуть огромная страна, даже в случае ухода такого человека, как Сталин, запомни, сынок. Найдутся новые вожди, ты уж не сомневайся, и всё будет хорошо, – сказал он примирительно и вышел во двор.

Что-то странное прозвучало в словах отца, но Гейдар успокоился, тем более что отец оказался прав. Скоро на страницах газет, которые дружно изучали всей школой, замелькали новые имена: Булганин, Маленков, а летом 53-го все были буквально ошарашены известием о том, что арестован Берия как враг народа. Этому известию село обрадовалось, так как поползли слухи, что скоро вернутся высланные Берией односельчане. Затем со страниц газет ушли и Булганин с Маленковым, успев поездить по стране и слетать за рубеж, что было совершенно необычно для руководителей Страны Советов. Их место занял новый вождь – Хрущёв, который заполнил не только страницы всех советских газет, но и стал основной темой разговоров у народа большой страны. Летом 1956, когда Гейдар стал возить председателя сельсовета, о Хрущёве говорили непрерывно. Хрущёв сказал это, сделал то, поехал туда, вернулся оттуда. Вскоре Гейдар стал улавливать какие-то новые ноты в разговорах, которые крутились вокруг XX съезда Коммунистической партии и речи на съезде Хрущёва, которой никто не читал, но, по слухам, она была очень критическая. Гейдар улавливал в разговорах пассажиров какие-то намёки на «хозяина», который много натворил, и вот теперь всё вскрылось. Одни считали:

– Зря это Никита сделал.

Другие откровенно радовались:

– Наконец-то, шила в мешке не утаишь.

Имя Сталина никто не называл, но Гейдар не сомневался, что «хозяин» – это он и именно его критиковал на съезде его преемник. Мысль эта была совершенно невозможной, но и бесконечно интригующей. Как-то, не вытерпев, Гейдар спросил Гаджиева:

– Иса Ахметович, что было на ХХ съезде? Какого хозяина критиковал Хрущёв?

– Кто тебе такое сказал? – заволновался Гаджиев. – Ничего такого не было, говорил Никита Сергеевич, что надо поднимать страну, хозяином которой является советский народ.

Переспрашивать Гейдар не стал, но, придя домой, сказал матери:

– Мама, мне кажется, на ХХ съезде Хрущёв критиковал Сталина, может быть такое или нет?

– Сынок, у кого ты спрашиваешь, что я в этом понимаю? Я же газет не читаю. Отца нет, спросить не у кого, – произнесла она, и опять одинокая слезинка побежала по её щеке.

– Ну вот, опять начинает, – раздражённо сказал сын и уткнулся в книгу.

Не окончившая школу Лейла, благодаря стараниям дяди Сандро, читать умела и любила. Школьная библиотека была для неё самым интересным местом на земле. Читала она много и запоем. Особенно любила русских классиков, писавших о Кавказе и о Петербурге – городе, про который так много рассказывал её учитель. Руслан, зная интерес жены к этому городу, обещал, что в очередные школьные каникулы обязательно свозит семью в Ленинград, где живёт его фронтовой друг. Выполнить свои обещания он так и не успел. Из советских писателей Лейла признавала только Шолохова и пролила немало слёз над страницами его книг.

– Ты чего опять носом шмыгаешь? – спрашивал её Руслан, увидав её за раскрытой книгой. – Опять кого-то жалко?

– Да, жалко, – смиренно отвечала Лейла, – Аксинью. Она любит, а не может быть вместе с любимым.

После гибели мужа читать она перестала, так как стоило ей взять книгу в руки, как слёзы начинали литься буквально от первой прочитанной строчки, которая каким-то странным образом напоминала Лейле о постигшем её несчастии.

– Мама, если ты плачешь от книг – возьми почитай газеты, там про любовь не пишут, – предлагал ей Гейдар.

– Любовь – это жизнь, а газеты – это всё выдумки, читать это неинтересно, – сопротивлялась Лейла.

Однако в тот день, когда Гейдар прибежал домой с газетой «Правда», где была напечатана речь Хрущёва на ХХ съезде, и уже с порога закричал: «Я ведь догадался, что что-то не то, что-то скрывают! На, почитай!» Нехотя взяв газету, Лейла уткнулась в неё, время от времени тяжело вздыхая. Дочитав до половины, она отложила газету и тихо произнесла:

– Отец был прав. Это лавина. Не дождался он, когда она сойдёт.

– Так отец знал, что творится в стране? – удивлённо спросил сын, стараясь не замечать её слёз.

– Он так сказал, когда горцев с Кавказа выселяли. Больше мы об этом никогда не говорили. Да и что толку со мною об этом говорить? Я же только перед войной спустилась с гор. А там была совсем другая жизнь, – нахмурилась она и вышла в кухню, давая понять, что разговор закончен.