Договорились на завтра на десять вечера в квартире Самохина, после чего Даша покинула кабинет развратного прокурора, а следом и его заведение. Становенко, как обещал, ждал ее во дворе прокуратуры.
– Ну, как все сошло?
Киселева рассказала.
– Да, это очень интересно. Прокурор сорит деньгами. Валютой. Откуда у него столько? – поразился и адвокат.
– Вот и я о том же.
– Докопаемся, Дашук. Ты сделала, о чем я тебя просил?
– Сделала. – Она отдала диктофон и ленту с записью.
– Отлично. Ну, а его не смутили твои ставки, когда ты стала намекать, что пятьсот баксов мало?
– Не поняла…
– Ну…другой бы мужик на его месте просто отказался бы от своей затеи – это же нормально: за двадцать минут удовольствия платить такую цену.
– Что ты! Он еще и доплатил, и еще обещал. Настроен решительно.
– Да-а, это уже не просто «хочу». Короче, все с ним ясно. Тебя куда везти?
– В аэропорт. Теперь я на свою безвизовую дорогу вот так обеспечена.
Глава 8
– Она обманула меня, обманула, паразитка! – бушевал утром Самохин, в ярости смахнув со стола гору папок и бумаг. – Я, как идиот, прождал ее весь вечер, а она не явилась! Нахалка какая! Скрылась! Ушла на волю и исчезла!
– Подай в розыск, объяви ее беглой, – подсказал присутствовавший рядом Пономарев. Он давно уже был верным слугой Самохина, этаким прокурорским прихвостнем, а никак не подчиненным. Вдвоем они походили на тигра Шерхана и шакала из истории про Маугли.
– Ты меня не учи, – бесился Самохин, – я сам знаю, что мне делать!
Пономарев решил, что ему лучше уйти, шеф сейчас не в духе. Оставшись один, Самохин позвонил Кате Назаровой.
– Катерина Александровна? Здравствуйте.
– Здравствуйте. С кем я говорю?
– Вы меня уже забыли? Это прокурор Самохин, Олег Дмитриевич.
– Ах, Олег Дмитриевич… Наконец-то вы позвонили, а я то я уже думала сама вам звонить.
– Приятно слышать. Я хочу сказать, что… Простите, я вас от работы не отвлекаю?
– Нет, все хорошо, продолжайте. Так что вы хотите?
– Хочу сказать, что сегодня я напишу обращение к начальнику УИН, чтобы он позволил вам увидеть мужа. Причину я уже придумал. Но вы сможете сегодня к шести часам подойти к прокуратуре?
– Смогу вообще-то… – Катя удивилась.
– Отлично. Тогда я вам и отдам обращение, потому что завтра я буду на суде, вы меня не застанете.
– Хорошо, Олег Дмитриевич, я приеду. До вечера.
У здания окружной прокуратуры Катя появилась около шести. Одета она была обыкновенно, соответственно осенней погоде. Только голову покрыла тонким платочком.
Она не заметила, как вышел Самохин, как он стал возле нее. Услышала лишь его слова:
– Я не сомневался, что вы придете. – Самохин был очень доволен, но Кате он показался странным.
– Да, пришла. Вы же сами пригласили.
– Помню, Катерина Сановна, давайте отойдем в сторонку, а то мы здесь на виду у моих коллег. Вдруг подумают еще чего. Мне от одной такой мысли уже неуютно.
Они прошли метров тридцать и остановились под большим тополем.
– Вы такая женщина красивая…– Самохин коснулся ее щеки. Катя отстранила его руку.
– Когда я смогу увидеться с Володей?
Самохин ее как будто не слышал и гнул свое:
– Не понимаю, как ваш муж отважился совершить такое тяжкое преступление и оставить вас одну на такой длительный срок, который ему грозит.
– Олег Дмитриевич, я прошу вас… Меня ваши комплименты ставят в неловкое положение.
– Что именно вас смущает?
– Ваша должность. Все-таки вы представитель власти, одеты в служебное… Я не привыкла.
– Извините, – остыл Самохин, – я не сдержан. Работа такая.
– А по-моему, прокурор наоборот должен контролировать свое поведение.
– Юридически вы выразились не совсем правильно.
– Не важно. Мы ведь говорим не об этом. Я еще раз спрашиваю, когда я увижу мужа?
– Хорошо. Раз вам так не терпится, я скажу прямо: чтобы его увидеть, вы должны стать моей на одну ночь. Больше мне ничего не надо.
Катя, постояв с минуту огорошенная, размахнулась и влепила Самохину оплеуху.
– Подонок, – вскрикнула Катя, – как ты смеешь?
– По-моему, я прошу не много, – невозмутимо продолжал Самохин.
– Да кто ты вообще такой, чтоб ставить мне условия? Видеть мужа – мое право, которое не тобой писано и не тебе им распоряжаться!
– А это видела? – Самохин показал Кате машинописный лист с текстом в виде заявления. – Это обращение к Литвинову, но ты получишь его только после того, как выполнишь мою просьбу. Отказаться от моего предложения ты можешь, но тогда я сделаю жизнь твоего мужа в изоляторе невыносимой, так что ты сама прибежишь ко мне за помощью, а он для себя на суде сам будет просить расстрела.
Читать дальше