Надежда Мотылек - Театральный детектив

Он сел. Директор прослушал этот спитч с терпеливой улыбкой, как слушают ребёнка. Такая категоричность в театре не приветствуется. Острых углов тут не любят. Потом говорили еще многие. Главреж, Марина Дмитриевна Чугун, в простонародье Марфа. Что-то в ней было от носорога – крепко сбитая, плотная, с полным отсутствием шеи, короткими ногами и не способная сдать назад. В тяжёлые для театра годы она торговала на базаре, да так и не смогла вернуть себе интеллигентный вид. Она не говорила, а обвиняла, жёстко выкрикивая, и представлялась она Ксюше в твёрдом брезентовом фартуке с кровавыми пятнами и в матерчатых грязных перчатках. Мол, были бы вы профессионалами, никто бы из зала не уходил, европейский театр требует совершенно другого уровня – знали бы вы, как там пашут, место вам на заводе, а не в театре, ну и всё такое…

Попа-лизаторы говорили, что так категорично нельзя, что разве можно судить, не зная, что никто не виноват, что всё это – цепь трагических случайностей и что Юре следовало бы извиниться. Короче, углублённо занимались излюбленным занятием.

В балете расплакалась одна из девочек и её начали успокаивать.

Лёнька, конечно, призывал бороться, а именно – идти под Обладминистрацию с транспарантами.

Старики, в последнее время бывшие не у дел (при них Носорог превращался в маленькую, несмышлёную девочку, а куда ж это годится!) и потому чувствовавшие себя бесправными, осторожно говорили, что всё это трагично и надо бы куда-то писать. Вот их было действительно жаль…

И уже, чтоб добить, встала завтруппой и напомнила, что несмотря на всё это, расписание никто не отменял, и что через пол часа состоится запланированная репетиция у Марины Дмитриевны.

Короче, закончилось все ничем. Впрочем, как обычно.

Народ, возбуждённый и растерянный, высыпался из зала и разбрёлся по театру. Ксюша, растянув губы в дежурной улыбке и кивая по сторонам, неспешно направилась в курилку.

Надо сказать, настоящие собрания в театре происходили не в зале, а именно в курилке, находившейся в подвале под сценой. Там собирались и курящие и нет, несмотря на густой дым и тесноту. Вот и сейчас в это маленькое помещеньице набилось человек двадцать. Везунчики успели сесть и уже затягивались сигареткой. Тем же, кто побежал за кофе, повезло меньше и они стояли, облокотившись о мраморные стены или сидели на корточках, стараясь не облить кипятком соседей. Когда туда зарулила Ксюша, уминая пирожок с картошкой в темной от масла бумаге, было уже гарячё и слышались повышенные нотки.

– Тебе-то что, Снежуль, ты на радио перейдёшь на полную ставку и всё, – говорил Лёньчик Снежке, лирической героиньке, пробовавшей себя на поприще радионовостей, – Если б я знал, уже давно бы уехал. Пробовался же летом! С руками и с ногами, между прочим, брали!

– Да ладно, всё ты знал, пол года уже колбасится эта ситуация, – вступил в разговор Геша (прекрасный характерный актёр), несколько растягивая слова. Он был нетрадиционной ориентации и не скрывал этого.

– Кто же думал, что так всё закончится?… Мне Ильин клялся по секрету, что не посмеют они! Поболтают, поболтают и успокоятся! – это подала голос Алина, яркая брюнетка, красивыми тонкими пальцами изящно держа дамскую сигарету. Ходили упорные слухи, что между ней и директором не только разговоры. Как будто ей это чем-то помогло, презрительно думала Ксюша. Ролей как не было, так и нет – Марфа таких раскрасавиц на дух не переносит. И вот тут Ксюша была с ней солидарна.

– Этот твой Ильин, если хочешь правду, только рад всему этому, – Геша хлебнул кофе, устраиваясь поудобнее на краешке скамейки, – Сделают из театра концертный зал, как думаешь, кто будет его директором?… Ему же только лучше! Деньги от аренд прямиком в карман пойдут! Труппа мешала только…

Благодаря внетеатральным связям Геша всегда знал несколько больше остальных.

– Да когда же он наестся уже?! И так аренды каждый день почти!!! – в сердцах воскликнула Снежа. Она сидела на руках у Эди, местного казановы, и, когда он успокаивающе хотел чмокнуть её в щёчку, шутливо шлёпнула его по губам.

– Ужас какой! Что же делать теперь?! – это подключился балет. Они Ксюше напоминали стайку бабочек, худенькие, лёгкие и всегда вместе, как сиамские близнецы. Если кто-нибудь из них говорил, было понятно, что это их общее мнение.

Геша хмыкнул:

– Опомнились девчули… Уже ничего, всё случилось уже…

– Фактически, ничего еще не случилось! – Лёньчик был готов бороться, – Надо отстаивать свои права! Идёмте на сессию все вместе! И прессу туда пригласим! Они не решатся, увидите! Ксю! Да прекрати ты есть! Ну, классная же мысль!