Так вот, принесли они, как обычно бельишко, сидят, чай с брусничным вареньем попивают. Обычно шумные, веселые, а тут заметила – не шибко. «Робятки, – спрашиваю я, как обычно называя их „робятками“, – пошто головушки повесили, случилось что?» – «Случилось, баб Мань, – отвечают кисло. – Расформировывают нас, не нужны мы стране». – «Ой, робятки, да что вы такое говорите?! – запричитала я. – Как без вас можно?» – «Получается, можно, – развели они ручками. – Сокращают армию, говорят, сейчас у нас врагов нет». – «Как же нет? А эти – мериканцы? Они вон что по телевизору вытворяют, прямо беда!» – «Не противники они нам больше – наилучшие друзья», – сообщают офицерики. «Так нам и Гитлера, помню, велели лучшим другом называть, запрещали о нем плохое говорить. А этот… ну, который совсем рядом… Мао Цзедун, вот! Этот нам как родной брат был. А что из всей этой дружбы вышло, знаете?» – «Знаем! – ответили дружно. – Баб Мань, ты в правильном направлении мыслишь, тебя бы к нам замполитом!» Смеются, служивые. «И куда вы теперича пойдете?» – не отстаю, допытываюсь я. – «Страна большая, – отвечают вроде как беззаботно, но чую – с горечью. – В банкиры подадимся… или в дворники с метлами». Невозмутимые робятки, веселые, прямо красавцы, дай бог им счастья и здоровья, и жен толковых да любящих! Ушли мои офицерики, а я долго еще не могла успокоиться. Бог ты мой, думаю, чего только на моем веку не было, чего только не валилось на голову нашей армии. Тут вам и демобилизации, и расформирования, и разоружение! Как новый руководитель, так какое-то новшество, да ладно бы в хорошую сторону – так нет же, все куда-то… в кювет, вот! Помню, при Сталине что-то было? А-а, демобилизации! Ну, это для страны нужное было дело – война закончилась, надо было восстанавливать разрушенное. А вот опосля, уже и не знаю, была ли нужда во всех этих разоружениях? Волна за волной. Дай бог памяти, при Хрущеве разоружились. До сих пор помню, везде красные транспаранты висели с надписью: «Сократим Советскую Армию на миллион!» Опосля, кажется, еще на два или три. Сократили, правда говорили, будто бы поторопились. А Мишка Горбатый – тот прямо ужас какое разоружение затеял… шут его забери! Сейчас вот Бориска разоружается. Этот вообще, бог знает что вытворяет! Ну, никак не идет нам учеба впрок, хоть в лепешку расшибись – не идет! Только и учимся, что на своих собственных ошибках да ошибках! А опосля локти кусаем, кого-то обвиняем, виновных ищем – находим. Сейчас разоружаемся, опосля как бы нагонять не пришлось. Ой, боюсь, придется!
Нет, это надо же такое придумать – мериканцы нам друзья. Скажут тоже… Может, мои офицерики пошутили, ну какие они нам друзья. Собачья дружба известна – до первой кости. Как бы нам не пришлось с такой дружбой ручки-ножки сложить. Раньше, когда наши самолеты над головой гудели, когда корабли мимо проходили, а ракетами пуляли так, что земля тряслась, мы себя чувствовали как-то поспокойнее. А нонче тишина не радует-пугает, непривычны мы к ней, она нам мысли о войне навевает… будь она проклята!
И в тоже время, а что если и вправду наши руководители с мериканцами замирились? Дай-то бог! Пора бы уже поставить точку на этих войнах. Пора, да вот никак не получается. После первой войны думали – второй уже не будет, после второй – третьей точно не видать! А войны все не прекращаются… Сейчас даже не верится, что они прекратятся. А тут нате вам – замирились они. Как бы не так – корова с волком тоже мирилась, однако домой не воротилась. Как телевизор ни включишь: мериканцы всех подряд бомбят и ни на кого не глядят, мол, мы самые сильные, нам никто не указ. И правда, нет на них никакой управы. А ведь и говорят, и показывают, как хорошо и богато они живут. Значит, чего-то им для полной жизни не хватает, раз не сидится на одном месте, точно кто-то им шило всадил в задницу со всего маха. Что-что, землицы им не хватает, которой у нас с избытком! А что, возьмут мериканцы, да и к нам приплывут, кто знает, что у них на уме? Узнают, что наших военных здесь уже нет: и у нас объявятся, чем черт не шутит! Ступят на эту нашу землю и все-все, что у нас есть заберут: и картошку с подпола, и рыбу в бочках, и капусту квашеную, и даже сухари на черный день припасенные – и те отберут, не говоря уже о скарбе домашнем. А вот интересно, старые сети конфискуют в свою пользу или не возьмут? Думаю, не возьмут – сейчас сети большие, капроновые, крепкие сети, теперь их не надо, как раньше, смолить, сушить…»
Продолжая рассуждать, баба Маня сняла с вешалки старенькую телогрейку и добавочно прикрыла ею и кастрюлю, и чайник – тепло подольше задержится. Затем, протерев тряпкой запотевшее стекло, подставив ладонь к глазам, вгляделась в заливаемое дождем окно. Видимость почти никакая: слева, там, где море, ничегошеньки не видать, справа – едва уловимо глазу темнеет сарай с сетями. Вроде, никто не посягает на бывшую государственную собственность, вдруг ставшую ненужной. Не посягает – и слава богу. Выпрямившись, баба Маня опять задумалась.
Читать дальше