Вера Заведеева: Колокольчики мертвеца

Шальная пуля догнала его на исходе боя. Коварная разрывная. Его быстро доставили в госпиталь – это и спасло, да еще умные руки молодого бесстрашного хирурга, будущего светила отечественной медицины.

Опять госпиталь. Но все же жив остался. Алексей целыми днями лежал, отвернувшись к стене, и молчал. Соседи старались ему не докучать. Ночами скрипел зубами от боли в раненой ноге. Спал почти сидя, опустив это огненное бревно на пол. Так было легче, но палатный врач грозил привязать его к кровати: опускать ногу вниз было смерти подобно. Начальник отделения, ежедневно осматривая рану, сердито сопел и однажды утром решительно заявил:

– Придется отнять. Чуть ниже паха. Готовьте его к операции, – бросил он медсестре, не глядя на онемевшего Алексея.

– Не дам!!

– Ну и дурак! – разозлился врач. – Сдохнешь! Антонов огонь никого не щадит!

Ночью Алексей не спал. Нога – как в кипятке. И не поймешь, что сильнее мучило – боль в ноге или в истерзанной душе: куда он безногий? Кому нужен? Рядом на койке тихо постанывал майор – ночью раненых особенно донимали боли.

– Слышь, парень, – тихонько окликнул он Алексея. – Ты раньше времени не паникуй. Тут есть один хирург, молоденький, правда. Так вот он не одного бедолагу от ампутации спас. Операции делает как-то по-новому, у фашистского хирурга пленного научился. А начальству это поперек авторитета. Вот они его и затирают. Проще – отрезал и все. А человеку всю оставшуюся жизнь майся. И вот еще что. Мне-то уже не выкарабкаться, я знаю точно. Забери мой браунинг, именной. Может, выживешь, семье моей передашь в память обо мне. Больше ничего на этой войне не нажил, кроме смертельного ранения, – горько усмехнулся он. – А ты живи, такой молодой…

Утром Алексей, прихватив соседский костыль, отправился в ординаторскую.

– Ты куда это? Испугался операции? – грозно сдвинул лохматые брови начальник отделения. – Ты же мужик! Да еще разведчик!

– Раздумал я, товарищ военврач. Решил умирать двуногим, чтобы на том свете способнее было за девками бегать.

– Вон отсюда! – завопил побагровевший доктор. – Выпишу немедленно! Подыхай под забором! Я и сам на такого наглеца время тратить не буду!

В ординаторской повисла нехорошая тишина. Все понимали, что добром это не кончится. Молодой хирург, похожий больше на вечно голодного студента, чем на опытного врача, разрядил гнетущую атмосферу:

– Я его прооперирую, – твердо заявил он. Уговорю.

– Черт с вами со всеми… Экспериментируйте, набивайте шишки… вам же и отвечать придется. А с меня довольно этого упертого идиота. Меня другие раненые ждут. «Пусть молокосос на этом упрямце себе шею свернет – вышвырнут из армии или вообще отправят в лагерь по 58-й за его “немецкие опыты”».

«Молокосос» ногу спас, хотя до полного ее заживления было далеко. Месяц спустя Алексей предстал перед комиссией. Костылик предусмотрительно оставил за дверью.

– Как вы себя чувствуете, лейтенант?

Алексей бодрился, стараясь не очень опираться на раненую ногу и обещая долечиться в медсанбате. На передовой. «Ваньки-взводные» в дивизии ой как нужны. Но доктора решили, что там и без него, хромого, справятся – война-то к концу идет. Дело ему и здесь найдется. Весьма ответственное.

– Вы же комсомолец, разведчик, геройский парень, – вкрадчиво произнес капитан в синей фуражке, сидевший в сторонке. – Должны понимать ситуацию в Прикарпатье… К тому же у вас профильное образование. Вас рекомендуют направить в небольшой хутор под Станиславом – знакомое вам место. Поработать учителем, пока все там более-менее успокоится. Детей учить надо, оторвать их от проклятой бандеровщины, чтобы они стали настоящими советскими людьми, а не бандитами.

Такого поворота Алексей никак не ожидал, уже мысленно догоняя свою часть. Какое у него «профильное» образование? Всего два курса педагогического техникума – и после сессии всей группой в военкомат. Но оказалось, что сейчас не это главное. Его задача – не столько учебная, сколько политическая. Школу нужно открыть при любых условиях. А условия там… три года фашисты и бандеровцы народ терзали, запугали вконец. О советской власти чушь всякую несли, и забитые крестьяне верили. Но детей-то, пока не поздно, надо вызволять из оуновского плена, не дать их одурманить национализмом, да и их родителей тоже. И ему придется учить ребят родной речи, истории, географии, арифметике и русскому, пока его не сменят опытные преподаватели.