Ярослав Полетаев - Три миллиметра

Не были исключением и большинство нынешних призывников. С несуразным багажом слухов и догадок они ступали на военную дорожку. Молодые люди оказались в Ковровском полку не только с самыми расплывчатыми представлениями о военном ремесле и службе. Они пришли с ярким и чётким представлением о невероятно грубой и тупой силе в армии – дедовщине, всепоглощающей, не знающей здравого смысла, силе, что сминает под собой, словно чудовищных размеров каток, все попытки навести порядок. Размышляя ещё там, «на гражданке», о своём будущем, многие готовились к самому худшему, что могли представить – постоянным побоям и поборам, отвратительным унижениям личности и достоинства такой силы, которой невозможно дать физический отпор. Многие предчувствовали встречу с этим монстром – циничной и жестокой машиной безнаказанного армейского произвола, и не знали, как смогут себя повести при этой встрече. Она, думалось им, перемалывала всё без разбора на своём пути, не оставляя никаких шансов остаться уважаемым человеком. Смутно маячили перед глазами системные понятия «дух», «карась», «черпак» и прочие. Беспокойно мелькали в воспоминаниях кадры документальных фильмов, где старослужащие ломают табуреты о головы молодых, пробивают «фанеру», даже раздевают догола и насилуют. Несмотря на всё это, слезные переживания матерей, неумелые наставления отцов, многие молодые солдаты по своей воле отправились служить, предрекая себе тем самым нелёгкий путь и неведомый финал.

Каким невероятным было удивление молодых ребят, когда они не встретили ничего подобного здесь. Длительное время ещё каждый из них ожидал в любую минуту столкнуться с тем, к чему готовился, но ничего похожего решительно не происходило. Прошёл день, затем другой, третий и ещё один, однако к новобранцам никак не подходили стаей злые дембеля, вымогая деньги, требуя выполнить какие-либо задачи под угрозой расправы. Огромная густая масса вопросов и догадок, снежный ком беспокойств и тревог в одно мгновение рассеялись, как только новобранцы окончательно поняли, что всё, прежде им навязанное общественным мнением об армии – глупый и отнюдь не необоснованный вымысел. Не оказалось никаких наводящих ужас дембелей с безумными глазами, желающих пролить как можно больше молодецкой крови, не оказалось унизительных издевательств, имеющих целью единственно позабавить извращённое воображение скучающих «старых». Вместо этого новобранцы встретили здесь, в первой учебной танковой роте, восемь таких же юных и, в общем-то, безобидных младших сержантов, оставшихся с зимнего призыва. Они в своё время отучились в полку четыре месяца, как предстояло теперь Родионову и прочим, а затем ещё пробыли здесь два месяца межпериода, когда большая часть курсантов уезжает в войска, а другие остаются, чтобы стать наставниками для следующего поколения. Эта кажется благородная и ответственная их роль, однако, воспринималась совсем не так самими старослужащими, как очень скоро стало ясно. Всё происходящее казалось им наказанием, проклятием за нежелание когда-то ехать в войска, хотя всё же кое-кто из них был доволен и службой в учебной части. Как бы там ни было, все они были слишком юны и незрелы, чтобы хотя осознать огромную важность возложенной на них задачи, а тем более выполнить её – воспитать и наставить следующее поколение военнослужащих, которым предстоит стоять на страже безопасности страны.

На следующий день после прибытия группы Родионова в расположение первой учебной танковой роты прибыли другие двадцать человек, в основном из Москвы, а позже вечером ещё около тридцати человек, но уже из регионов. 7 июля утром прибыла последняя часть новобранцев, и всё из центральных областей – Ярославской, Курской, Тульской, Калужской. Так рота укомплектовалась, составив почти девяносто солдат. Вскоре роту начали делить на три учебных взвода по тридцать человек, расселять по кубрикам, составлять списки и штатные книги. Михаил Родионов оказался в первом взводе и шестым номером в первом отделении. В эти дни он ходил угрюмый и опечаленный несбывшимися надеждами на свою службу, наивно воображая, что сейчас вот распахнётся входная дверь, спешно войдёт какой-нибудь майор с петлицами десантных войск и вызовет его к себе. С этим высоким и гордым офицером Михаил бы прошагал сколько угодно, только бы сгинуть подальше от этого танкового кошмара, который пугал и словом «танк», и всем громоздким и неуклюжим, что приходило с ним на ум. «Что же скажут родственники и друзья, подруги, когда я им расскажу, что год в танке сидел, чумазый? Посмеются надо мной!» – оставаясь наедине с собой, размышлял Михаил и всё поглядывал на входные двери казармы, где младший сержант Толстов в роли дневального устало покачивался на тумбочке. Однако дни шли, никто не появлялся, невоспитанный и всегда серьёзный старшина роты Долинин сновал по батальону и раздавал указания, дневальный периодически выкрикивал команды, и точно так, медленно и размеренно угасала надежда Родионова провести службу с интересом.