Саша Чекалов - Обновлённый мир

К сожалению, с каждым годом область изысканий вынужденно сужается: сил всё меньше (хоть и есть ещё порох, есть!) – а ведь поиски процесс челночный: набрал порцию, отвези домой, подними на четвёртый этаж по лестнице… потом обратно, вниз – и снова шастай…

В книжках вопросы решаются как-то проще. Фигак, и ты Царь всея Руси. Или театр у тебя собственный (причём делá-то на папе, ты же символ! витрина! – тебе вообще ничего не делать можно, только, что называется, «будь самим собой»). Ну, или какой-нибудь малыш подгонит торт со свечками, на худой конец… Как-то, в общем, без рутины обходятся, а в жизни без неё никак.

И бабушки нет больше…

Саша не жалуется: есть же друзья. Как и он сам, интеллектуалы, с ними всегда можно поболтать о действительно важных вещах. О геополитике, например. О национальной гордости, которая обязательно должна быть у нации, желающей выжить в современном мире глобализма, айфонов, и межмонопольных сговоров. О бабах. О давлении…

Давление Саша испытывает неимоверное, со всех сторон. По большей части психологическое, но не только… И очень важны в этих условиях три «С»: собранность, сообразительность и сноровка.

Когда по вечерам из той стены, что отделяет тебя от необъяснимо затихших соседей, выходят люди в чёрном, садятся без приглашения за стол и молча начинают вести свои протоколы, только сноровка, только собранность, только полный самоконтроль (четвертое «с»! ) способны оградить тебя от их посягательств на Сложившуюся Систему (пятое и шестое).

Не думай, Саша, ты не один: все люди доброй воли с тобой! – мысленно, разумеется (потому что, ну, ты понимаешь, у всех семьи, работа, садово-огородные хлопоты) … но душой они, люди, рядом. И помни об этом, дорогóй.

…Наступает вечер, самое страшное время. Воздух густеет, и корешки книг, полками с которыми заставлена Сашина конурка, наливаются тёмным соком накопленной за долгие века иронии. Склабится Кен Кизи, удивлённо приподнимает бровь Честертон, откровенно потешается Ивлин Во. Моэм пожимает плечами и отворачивается. Алексей Иванов, тот мог бы морально поддержать Сашу, да как на грех именно сейчас у него цейтнот: пора сдавать очередную книгу… Как и Алексею Слаповскому. И Дине Рубиной. И Пелевину.

И тебе, читатель… Да-да, и тебе. Тоже пора писать свою собственную историю.

Время такое: не напишешь – не продашь. И…

И.

…Не сказать, что Саше нечего делать (человеку, что называется, с головой, безусловно, всегда есть чем себя занять), просто делать это категорически незачем.

Хотя можно, можно.

Можно выпить чаю. Можно почитать книжку. Можно съесть яйцо…

Башир ужасно спешил. Тучи сгущались, ветер усиливался с каждой минутой, тропа становилась чем дальше, тем ýже и покатее, в туманной пропасти тоскливо и яростно перекликались целлюлизы, а добираться предстояло ещё долго. Между тем время поджимало.

Счётчик Гершвина вяло пощёлкивал на запястье, мешок ритмично бил по спине, отсчитывая шаги, и жива была надежда, что всё под контролем, но, судя по тому, как высоко взошла над горизонтом третья луна, шёл седьмой час, и, значит, в запасе оставалось минут сорок. Максимум семьдесят (Баширу, как и всем на этой планете, прекрасно известно, что вовремя никто не начинает, никогда).

Впереди показались Великие Столбы; если поднажать, то, не исключено, успеешь к раздаче бонусов… Пещера, где расквартировано Передовое Сообщество (или, как они сами себя величают, псы), находится в Лощине Духовного трепета, это не так далеко от окружной, нужно только преодолеть перевал Тухлова и, опустившись до Среднего уровня, сделать затем резкий поворот вправо, а там уж рукой подать.

…В пещере-то нет дождя, хоть какое-то облегчение. Можно разложить на земляном полу крылья палатки, сверху расстелить вещи просушиваться и, обняв ноги, просто сидеть – зябко ёжась, но чувствуя, как проникает в тело, как разливается по нему живительное тепло… Можно купить за пять шекелей плошку сбитня, можно прихлёбывать через край, разговаривать со знакомыми (в том, что кто-то из них неминуемо окажется в том же месте в тот же час, сомневаться не приходилось) … Можно слушать, как завывают стихосложенцы, неожиданно выбрасывая вперёд и вверх то одну растопыренную пятерню, то другую, как осенённый традицией обычай требует; или как бормочет себе под нос погружённый в подобие транса песнец, аккомпанируя себе же на сямисэне… А можно выйти к центральному костру самомý.