Мария Дмитрова - Перекресток в центре Европы

Юля пообещала себе, что в дальнейшем все-таки постарается сдерживаться.

«И на что приходится жизнь тратить? То с бумажками по конторам бегала, то из-за ремонта переживала, теперь вот вкалываю на какой-то дурацкой кухне, и мной помыкает полусумасшедшая баба! А в это время Сережка растет без меня, я теряю квалификацию врача… Ради чего все это?»

«Прекрати ныть! – одергивала она себя, – это все временно! Тебе же сказали: выучишь язык, будешь работать врачом! А пока надо потерпеть. Да и Иван должен скоро приехать. Ох, скорее бы он возвращался, как же тяжело одной!».

Кроме пренебрежительного отношения к своей персоне нужно было мириться с тем, что волей-неволей пришлось принимать участие в процветающем на кухне воровстве. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, это всем известно, поэтому призывать кого-то к праведности было бы просто глупо, в стороне же оставаться не получалось.

Юля сразу заметила, что ежеутренний процесс выдачи продуктов сопровождался какой-то подозрительной суетой. В это время открывались, обычно запертые на замки, хранилища, где очень даже было чем поживиться. Повара, за редким исключением, являлись на работу часом позже, шеф вообще приплывал к девяти, поэтому на кухне в это время царствовала придурковатая пани Андулка. Она, сверяясь с разнарядкой и меню, лично открывала кладовые, указывала перстом на нужные продукты и с чувством выполненного долга отбывала пить кофе.

Помоцна сила начинала перетаскивать сетки с овощами, пакеты с крупами и все остальное, что требовалось на текущий день. Через пять – десять минут являлась, подобревшая после кофе, пожилая пани и собственноручно запирала кладовые. Это без изменений повторялось каждое утро.

Здесь вообще очень чтили традиции и уважали точность, основным законом здешней конституции являлось меню на текущий день. Все происходящее строго регламентировалось и подчинялось раз и навсегда давно заведенному порядку. Абсолютно все укладывалось в какие-то единицы измерения: часы, минуты, граммы, килограммы, литры, мешки, сетки, ящики, в крайнем случае – штуки, ну и так далее. Таким образом, с неба могли сыпаться булыжники, землю сотрясать десятибалльное землетрясение – ничто не могло отменить обязательный утренний ритуал.

За эти пять – десять минут, пока их начальница наслаждалась чашечкой кофе, помоцна сила компенсировала себе те пятьдесят процентов недоплаченной зарплаты, которую удерживал в свою пользу устроивший их на работу «клиент». Тащили все, что плохо лежит: овощи, фрукты, крупы, яйца, масло, не брезговали даже солью. Единственным, до чего никогда не удавалось добраться, было мясо. В мясной цех помоцна сила допускалась только для уборки, которая производилась под бдительным присмотром мясника, да в такие моменты тут ничего уже и не оставалось. Кроме продуктов большим спросом пользовалась посуда, столовые приборы, салфетки, полотенца и всякие мелкие приспособления. А когда требовалось убрать зал после так называемых акций, всегда можно было стянуть несколько кофейных чашек, разнообразных бокалов и стаканов. Если предметы принимали по счету, что случалось крайне редко, можно было сослаться на неаккуратность: уж осколки никто не стал бы пересчитывать. А из украденной посуды постепенно составлялись целые сервизы. Причем существовала очередность: скажем, Софа хочет как раз такие бокалы, ей берем еще два, а кто-то собирает по частям кофейный сервиз, почему именно сегодня не могла разбиться эта миленькая сахарница?

Сумки на выходе никогда не проверяли, даже если они были огромными, даже если у владелиц, которые их несли, ноги складывались в букву Х от натуги.

Бывало, конечно, выпадали и неудачные дни, когда кроме ведра картошки не удавалось стащить ничего. С кражи картошки обычно начинался рабочий день, что тоже являлось традицией.

Юлю в первые же дни попытались «принять в компанию»:

– Это тебе, – Софа протянула Юле бумажный пакет с картошкой.

– Почистить?

Софа с жалостью посмотрела на нее. Помоцна сила в полном составе упала от смеха.

До Юльки, наконец, дошло.

– Мне не надо, у меня есть.

– Ты что? За деньги покупаешь? – спросила одна из коллег.

– Она богатая, ей не надо – недобро усмехнулась другая, – а мы, значит, ворюги!

Дело принимало дурной оборот, лица женщин не предвещали ничего хорошего.

– Девочки, – торопливо заговорила Юля, – ваши дела меня не касаются. Спасибо за заботу, но у меня и съесть-то некому такое количество, правда.