Мария Дмитрова - Перекресток в центре Европы

Пани начальница испуганно отшатнулась, уронив бутылку.

– Если эта старая кикимора, еще раз…

– Иди работать, – прервала ее Софа. Она подняла и сунула Юле в руки ее бутылку и повернулась к притихшей пани.

Юлька быстро отошла от них, демонстративно швырнув бутыль в мусорный бак.

– Ты что это себе позволяешь руками махать? – подошла к ней через некоторое время Софа, – я ведь тебя предупреждала, что Андулка с большим приветом!

– Ничего, в следующий раз не полезет.

Софа только покачала головой.

В другой раз Юля «повздорила» с одним из молодых поваров.

На кухне судомоек называли просто: «Эй, ты», ну, или «Эй, голка ( девчонка )». Их имен никто не удосуживался запоминать, даже пани Андулка знала по имени только Софу. Помоцной силе было, видимо, все равно, но Юле это категорически не нравилось. Еще бы! Всю сознательную жизнь ее величали, как любого врача, по имени-отчеству, а тут… Понятно, что она не претендует на какое-то особое отношение, но имя-то выучить можно! И если она еще могла простить проявления склероза пани Андулке, хотя даже той после случая с бутылкой удалось, наконец, запомнить, как ее зовут, то поварам называть себя «эй, ты» она не позволяла. Когда к ней обращались подобным образом, она просто не реагировала, делая вид, что не понимает. Как-то им удавалось решить все и без нее, поэтому к ней просто перестали обращаться. Однажды Юлю окликнул один из молодых поваров, который появился здесь совсем недавно. Она шла по коридору в подсобку, когда услышала обычное: «Эй, ты», обращенное именно к ней, так как в коридорчике больше никого не было. Она привычно проигнорировала этот оклик. Однако «эй, ты» повторилось уже громче, потом у самого ее уха, наконец, чья-то рука схватила ее за плечо:

– Эй ты, идиотка, – сердито крикнул повар, – ты что, не слышишь, я тебя зову!

Проглотить «идиотку» Юля не могла, хотя, скорее всего, парень рассчитывал, что она и не поймет этого слова. От ярости у нее потемнело в глазах.

– Слышу! – гаркнула она по-русски и стряхнула его руку со своего плеча, – слышу, сопляк! – в следующий момент она прижала парня к стене, – если ты еще раз, только глянешь не так в мою сторону, я тебя…, – злобно прошипела она, замахнувшись.

Парень, не ожидавший такого отпора, рефлекторно вжал голову в плечи.

Она отпустила его и с брезгливым видом смахнула с ладоней несуществующую грязь.

– А зовут меня, – самым сладким голосом заговорила она по-чешски, – Юлия! Тебе понятно?

– Понятно, – испуганно пробормотал парень.

– На-адгэрне-э! ( Замечательно ), – пропела Юля, подражая пражскому выговору, и с гордым видом удалилась в сторону подсобок.

Парень проводил ее изумленным взглядом, совершенно забыв, зачем он вообще так настойчиво ее окликал. Он не то чтобы испугался, но все-таки слегка струхнул: кто их знает, этих русских, что у них там на уме?

Все произошло очень быстро, Софы поблизости не оказалось, никто ничего не видел, однако к концу рабочего дня все стали поглядывать на Юлю с большим, чем обычно, интересом.

– Ты что это? – наконец спросила Софа, – стоило мне отвернуться, как ты уже повара чуть не убила! Строптива ты, мать, не по чину!

– Ерунда, не верь, все сплетни!

– За что хоть? Приставал что ли?

– Наоборот, – сокрушенно вздохнула Юля, – ни за что не хотел приставать! Вот я и расстроилась.

– Смотри, не расстраивайся больше так, а то мигом уволят! То на Андулку бедную кулаками машешь, то мальчика в угол зажала! Кому понравятся такие художества?

Юлька и сама испугалась этой вспышки:

«Мама дорогая, что это?»

«Он сам виноват, – оправдывалась она перед собой, – зачем было называть меня идиоткой? Эй, ты, идиотка! Думает, если я иностранка, то ему все позволено?»

«Да он просто тебя окликнул, ты же молчала, как каменная, вот он и разозлился!»

«Разозлился он! Да плевать мне на его злость! Я старше его, уже не говорю о том, что я врач, в конце концов, а не какая-нибудь там поди – принеси!»

«И как он мог так обознаться? Конечно, ведь именно так себя ведут интеллигентные врачи! Чуть что не так – пациент легко излечивается путем размазывания по стене! У тебя уже замашки, как у хабалки! Ты – посудомойка, – припечатала она сама себя, – понятно тебе? Посудомойка и больше никто! И плевать всем на твои амбиции. А не нравится – уходи!».

Юля не знала, что история имела короткое продолжение. Обиженный повар нажаловался Андулке, та немедленно все донесла шефу, который не захотел разбираться, а просто царственно махнул пухлой ручкой: «Оставьте ее в покое». Объяснялось это просто: устраивая Юлю на работу, «клиент» шепнул шефу, что эта русская – его хорошая знакомая и что он лично просит пана шефа проследить, чтобы ее тут никто не обижал. Юля и не знала, что у нее имеется такая защита, но благодаря этому замолвленному словечку ей сходили с рук все выходки и промахи. Справедливости ради надо сказать, что этих выходок было не так уж много, да и работала она не хуже других.