Федор Гедз - Дубовая Роща II

«Просыпайся, Сашка! Вставай! Хватит дрыхнуть, весь праздник проспишь!» – вопила толпа под неуклюжее бормотание и хихиканье. Как только Сашка разомкнул отекшие из-за глубокого сна веки и привстал на мятой простыне с недопонимающим видом, все его окружение под свист и хлопки хором начало кричать: «С днем рождения! С днем рождения! С днем рождения!», а мать тут же протянула на руках трехъярусный бисквитный торт, на котором покачивались крохотные огоньки радужных свеч.

– Загадывай скорей желание! – поторапливал сына счастливый отец.

Еще сонный Сашка не проронил ни слова. Он бы и хотел улыбнуться в ответ на неожиданный сюрприз собравшихся гостей, но понимал, что его льстивая улыбка сразу же раскроется своей ложью, поэтому он просто набрал полную грудь воздуха и рывком потушил свечи, не пожелав ничего. После волнительной паузы толпа еще пуще прежнего взревела восторженными возгласами, а дом наполнился громкими аплодисментами.

Сразу после этого каждый из присутствующих отчего-то посчитал крайне важным подойти поближе к юноше и крепко его обнять. Мама, две тетки и бабушка с мокрыми от слез глазами и подавно помимо объятий и сантиментов по очереди целовали Сашку то в лоб, то в макушку и щеки, чем еще больше засмущали полуголого парня сидящего на собственной кровати. Отец быстро сообразил, что надо прекращать балаган, чтобы Сашка мог спокойно привести себя в порядок. Развернувшись лицом к толпе, он преградил путь к сыну, разведя в стороны свои длинные руки:

– Все! Кончайте! Дайте ему хотя бы одеться! Вышли все вон отсюда!

Разогнав возмущенных грубостью гостей, отец развернулся, чтобы просто пожать ему руку:

– С днем рождения тебя, сынок.

– Спасибо, что прогнал их, пап. Мне было неуютно.

– Не тяни время с одеждой и скорее спускайся вниз – я один не смогу их надолго унять.

– Постараюсь.

Отец улыбнулся. Только он умел так улыбаться – одним уголком губ и глубокими серыми глазами. А после он ушел прочь, прикрыв за собой дверь.

Внизу, на первом этаже, был слышен рокот шумной толпы и лязганье металлических вилок об тарелки из маминого сервиза. Вскоре заиграла музыка. Сквозь стены дома доносились славные ноты классического американского джаза, что так любил Сашка и его дед. Всегда нелюдимый старик как раз только из-за джаза и обожал дни рождения внука – его жена была противницей зарубежного искусства, но сейчас ее мнение никого не интересовало. Как-никак праздник Сашки. Все вокруг должно быть идеально.

Сползя с кровати, парень первым делом окинул взглядом улицу, за которой простирался город, а дальше – горный зеленый хребет. После возвращения в семью от Отшельника мальчишка каждое утро смотрел в это окно, ведь оно как раз выходило в сторону дома в лесу, он смотрел, чтобы подумать о планах на день и выделить время для того, чтобы заглянуть в гости к мужчине с собакой. Но так продолжалось не долго. Сашка взрослел – у него появлялись новые интересы, новые друзья и новые приключения. С каждым месяцем пацан все реже посещал Отшельника, а вскоре и вовсе заглядывал к нему лишь изредка и ненадолго, но привычка смотреть в окно у него сохранилась. Мужчина не держал на него обиды. Он принял все с достоинством и пониманием.

Озаряемый желтым светом Сашка прогнулся назад в спине, задрав руки вверх и потянув размякшие после ночи мускулистые мышцы. Он уже далеко не ребенок – стройный, высокий блондин с зачесанными на правый бок волосами и черной татуировкой на левой руке от кисти до плеча мрачного леса, которую он сделал при поддержке друзей буквально полгода назад, вопреки материнским скандалам. На шее у него висел кулон черепа, а на правом безымянном пальце красовался серебряный перстень со странными символами в виде древних рун. После его знакомства с домом в лесу он стал легендой города – даже спустя шесть лет никто, кроме их четверых – Сашки, Отшельника, Грозы и полицейского, не знал истинной истории тех событий. Ходило много слухов. У Сашки появились и поклонники, все время жаждущие пересказа его похода в лес и ненавистники, что видели в нем героя, которым не были они. Появилось и множество скептиков, тщетно пытающихся уловить в Сашиных словах неувязки, все время переспрашивая в разное время определенные фрагменты его истории. Ту ложь Сашка знал как молитву. Как закон, который не должен претерпевать никаких запинок. В конечном итоге через некоторое время людская молва стихла, и Сашка, наконец, смог вздохнуть спокойно, не обращая внимания на косые взгляды прохожих.