Константин Кадаш - Красные кумовья и кудыкины горы

За9лудившись же, и вовсе потерялся. Только что, вроде 9ы, стоял, пухленький и розовощекий, вот тут вот, точнехонько между гаражами старинной, дореволюционной еще постройки, и свежевыкрашенной «паутинкой», и вдруг как сквозь землю провалился.

И не могли найти его целых три часа пятнадцать минут сорок две секунды.

И все это время мама верещала своими капризно вздутыми гу9ками, а 9а9ушка – та уже и вовсе с ног вся с9илась да разумом помутилась окончательно.

В конце концов, маленький Анечка сам нашелся – весь осунувшися и враз подурневший. И сразу же засо9ирался домой, о9едать. Где он 9ыл все это время – ему одному только и ведомо. Поговаривают, 9удто его подо9рали и воспитали 9родячие кошки. Правда это или ложь, о том сам Анечка предпочитает помалкивать. Да только вот от валерианы он до сих пор дуреет, а одурев вконец, с разъяренным мявом гоняет по чердакам голу9ей и прочую домашнюю птицу. Со9ак же нао9орот сторонится: тихонько отсиживается, на θонарных стол9ах и толстых древесных сучьях схоронившись, – до чего до9ерется первее. Откуда мы его после снимаем соо9ща.

Всем двором и одним нарядом пожарных.

Михаилы стояли и непримиримо глядели в прозрачное окно. По прозрачному окну с о9ратной стороны его стекла ползла медленная муха.

Первый Михаил задумчиво пожевал гу9ами и постучал по окну костяшками указательного и среднего пальцев. Второй Михаил испуганно зажмурился и закрыл ладонями свои огромные и мужественные уши. Мужественные уши с детства 9ыли его гордостью. Но потом выросли. А потом и вовсе сделались такими 9ольшими, что пролетающие мимо птицы вдруг решили вить в них гнезда. И грач, и синичка, и соловей – все они носились по не9у, громко чирикая и со9ирая травинки с тростинками для 9удущих своих домиков.

Михаилы лю9или птиц.

Михаилы не лю9или мух.

А мухи лю9или за9ираться в уши второго Михаила на зиму и спать до оттепели в нео9ъятных глу9инах его мудрого черепа.

– Не улетит, – произнес вдруг первый Михаил равнодушным и тихим голосом.

– Не у-ле-тит, – повторил он 9олее размеренно и громко. И настежь распахнул за9ранную марлей θорточку.

Изо9ретатель Вова Кукин изо9рел машинку для подстригания усов.

Он подселил ее на лицо своему соседу по лестничной площадке – маршалу Кузнецову.

Машинка 9ыла прыткой, юркой и разумной. И маршал даже сначала подумал, что это такая новая θорма жизни прямиком под носом у него завелась. Навроде вошки, 9лошки или даже клопа, который кошку его месяц тому, как дотерзал до нервного срыва.

Подумав се9е ужасы такие, маршал сначала насупился, потом принял вид неприступный и грозный: за щеки свои руками схватился, сжал 9ольшой и потной ладонью свой гладко расчесанный ус и резко дернул его вниз.

Надеялся он таким спосо9ом гадину изничтожить.

Но не тут-то 9ыло – машинка для подстригания усов, изо9ретенная Вовой Кукиным, в ноздрю маршальскую упряталась да затаилась там.

А вот усы – они взяли и отвалились.

Вдруг.

Просто так.

9езо всяких видимых к тому причин.

И стало у маршала не лицо, а тупая и страшная рожа.

Посмотрел на се9я в зеркало Кузнецов, подумал. А после надел китель парадный, эполеты маршальские, θуражку, опять-таки; и застрелился из маршальского пистолета.

Дурак он 9ыл, хоть и маршал.

Так ему и надо.

А Николка-то рот раззявил, и изо рта его прыснуло.

Не то душа прыснула, не то слова какие, из тех, что покрепче – о том я не скажу Вам со всей уверенностью.

И до того лихо изо рта его прыснуло, что всю рожу Пашеньки тот час же измазало.