Ирина Говоруха - Гинеколог. История художницы

Мира без особого интереса посмотрела на заросшую детскую площадку, ржавые тошнотворные крутилки, горку из черного металла, на которой можно было поджарить задницу, и табличку c большими сказочными буквами «Дубок». Люська ускоряла шаг и комментировала:

– Вот моя школа, стадион. Видишь скамейки? На них мы вечерами играли в «подкидного» и «бутылочку».

– И что, ты целовалась?

Люська фыркнула:

– Ну, конечно. Еще как.

Дома от пережитой за день жары искажались, превращаясь в объемные геометрические фигуры: прямоугольники, трапеции, ромбы, параллелограммы и цилиндры. Все окна, крыши, козырьки удлинялись, растягивались, сужались, и невозможно было понять их изначальную форму и высчитать площадь, объем и длину хоть одной арки. Мира остановилась, зажмурилась и рассмеялась:

– Люська, смотри вон туда. Правда, как на картинах Сальвадора Дали?

Девушка достала из туфель-мыльниц застрявший камушек и потрогала пятку:

– А кто такой Сальвадор Дали?

Через пять минут они оказались во дворе Люськиного дома. Он был похож на огромный квадратный колодец с неровным асфальтовым дном и бетонными стенами, обрисованными мелом, «крестиками-ноликами» и нецензурными словами. Со странными погребами под плоскими крышками, железными гаражами и скамейками, на которых оживленно беседовали любопытные хозяйки. Люська громко поздоровалась, сняла обувь и полезла в погреб:

– Мамка просила достать перец в томатном соке и тебе что-то с собой. Ты любишь варенье? У нас есть смородиновое и из крыжовника. Вишни не дам, это лучшая начинка для рогаликов, а клубничного мало. В этом году неурожай.

Затем они поднялись на пятый этаж и оказались в темной прихожей с наваленными пальто, зимними сапогами и банками, которые ждали, пока их вынесут. В них был потерявший свой изначальный цвет щавель, огромные желтые груши и жареные кабачки. На всех дверных ручках болтались связанные платяные пояса, и Люська, увидев в глазах Миры вопрос, охотно объяснила:

– Двери просто рассохлись и не закрываются, вот мы их и фиксируем. Да не стой в коридоре, проходи.

Мира шагнула в гостиную и огляделась. У стены стояли мешок с луком и два мешка сахара. На люстре болтался дождик. На подоконниках в стаканах из-под сметаны боролись за жизнь чахлые ростки. В кресле – простыни и наволочки с вмятинами от прищепок. На столе – коробка с елочными игрушками:

– Все некогда вынести. Не обращай внимания. У нас тут вечный «Шанхай».

Вдруг из кухни выбежали дети в одних трусах и пронеслись, имитируя звуки пожарной сирены:

– А, это племянники. Сестра привезла их на недельку, пока у нее консервация.

Люська ущипнула самого младшего за попку и провела Миру в свою комнату, напоминающую оранжерею. Первыми бросились в глаза широкий подоконник и стол, заставленные вазонами, торфяными горшочками, яичными лотками, пластиковыми емкостями из-под маргарина и йогурта и бумажными пакетами из-под молока, кефира и сока. Люська с любовью посмотрела на ростки и стала объяснять:

– Я выращиваю анютины глазки, фиалки и миниатюрную розу, а потом продаю их на рынке в поминальные дни или накануне Дня учителя. Они боятся сквозняков, агрессивного солнца и холода. Отец, конечно, психует и нервничает, что устроила в квартире ботанический сад, только для меня это заработок, и мне не приходится просить у него на тампоны, туалетную воду, колготки и лак для волос. А в этом году перед «последним звонком» так хорошо шла торговля, что я даже смогла себе купить ангоровый свитер с хомутом.

Люська распахнула шкаф и выудила из него серую лохматую «кишку».

Она гордилась своей хозяйственностью и экономностью. Обожала магазины «Все по пять», с удовольствием занималась солениями, особенно ей удавались синенькие. Пекла хлеб, бисквиты и торты со сгущенкой. Выписывала журналы «Лиза» и «Отдохни». Собирала силиконовые формочки для кексов и подшивала апробированные рецепты. Иногда возмущалась так, что белели крылья носа:

– Нет, ну ты мне скажи, что это за блюдо «Чилийский сибас с полентой и морковной эспумой»? Где мне взять филе этого сибаса и листик мангольда? Они что, издеваются? Я понимаю – хек, жареный в кляре. Или карасики, маринованные в сметане. А это? Непонятная рыба, кунжут, оливковое масло. Да они знают, сколько это все стоит? И сколько «этого» нужно, чтобы накормить большую семью?

Из кухни донесся крик. Мама звала девочек на помощь. Мира забежала в ванную вымыть руки и ужаснулась: ржавая раковина, горы несвежего белья и влажные полотенца, а потом осторожно зашла на кухню. Мама, полная круглолицая женщина с добрыми глазами, как раз жарила котлеты. На плите, черной от присохшего сбежавшего молока, супа и еще чего-то красного, типа кизилового варенья, в большой пятилитровой кастрюле кипел картофель. В огромной миске – красный с белыми жилами фарш. Он напоминал вываленные из брюха кишки. На двух сковородках плевалось и фыркало растительное масло. Она лила его щедро из большой бутылки, в которой раньше было жигулевское пиво.