В их городке эту историю вспоминали часто и до сих пор сплетничали, раскачивали головами по типу маятника и выдумывали новые подробности. Цокали языками, будто пианинными молоточками:
– Ей ведь только шестнадцать лет. Весит сорок пять килограммов, сама еще ребенок. Хорошая, талантливая девочка. Неплохо рисует и поет. И родители – не последние в городе люди; отец – парторг, мама – продавец галантереи. И на тебе!
– Ну, да, видели ее с мальчиком – внуком Антоновны, так что теперь? Он приезжал на каникулы и ничем особо не выделялся. Худенький, зеленоватый, незапоминающийся. Все прогуливались, держась за руки, недалеко от Свято-Михайловской церкви и покупали в универмаге карамельки на развес…
А потом на уроке геометрии девушке неожиданно стало плохо. Она вышла к доске, взяла в руки указку и потеряла сознание, чудом на нее не напоровшись. Прибежала медсестра, и девочки, будучи в шоке, стали рассказывать, что это уже не в первый раз и что несколько раз ее рвало после урока физкультуры. После осмотра у гинеколога выяснилось, что Мынька уже на пятом месяце.
В ту ночь в квартире у Мыньки не сомкнули глаз. Из Днепропетровска приехала семья «Кузнечика» в полном составе. Родители что-то решали. Скандалили. Искали виноватых, заламывали руки и пили водку. А потом успокоились, смирились, забрали документы из школы и устроили свадьбу. Тихую, словно у кого-то украденную. Без лент, шаров и дурацких транспарантов типа «Бей мужа чайником – будет муж начальником!»
Октябрь уныло месил свою глину, и поздние хризантемы давно скисли под дождем. Небо нависало черной судейской мантией, стремительно распространялась сырость, будто вирус «мышиной лихорадки». Пахло ранней зимой. Одноклассники, как воры, толкались у подъезда и поминутно оглядывались.
За неделю до назначенной даты весь их класс вызвали к директору. Он сидел за столом, щелкал шариковой ручкой, разглаживал усы и листал классный журнал. Делал вид, что проверяет успеваемость:
– Значит, так. Кто сунется на свадьбу – выгоню из школы. Это вам учебное заведение, а не бордель и тем более не родильный дом. Размножаться надумали в шестнадцать лет, да еще праздновать!
Он вдруг резко вскочил на ноги и устрашающе завис над столом:
– И, что по-вашему, сломанная жизнь – это повод для праздника? Она же выбыла из всего. Из университета, из студенческих походов, капустников и кинопремьер. И вы это собираетесь отмечать?
Ребята, шушукаясь, попятились к двери. На информатику решили не ходить и долго совещались в спортивной раздевалке. Особенно выступала староста, размазывая неумело подведенную карандашом бровь:
– Как же так? Все относятся к ней, как к преступнице. А она никого не убила, не украла, не предала. Она просто ждет ребенка.
В субботу вечером они по очереди подходили к дому и, запинаясь, поздравляли Мыньку. Она ждала у подъезда и подбегала к каждому, придерживая запачканный и тяжелый подол платья. Ее животик уже напоминал баскетбольный мяч, и они, стесняясь, шутили:
– Ну, как там наш самый юный ученик? Уже освоил тригонометрические уравнения? Ты прости, что не сможем зайти… Сама понимаешь. Поздравляем и все такое. Вот, держи.
И протягивали свои странные подарки. Каждый вынес из дома что-то взятое без спроса – набор рюмок, супницу, отрез ткани, книги, начатый гель для душа и взбивалку для яиц. Мокрые бордовые астры, сорванные в палисадниках, и даже настоящий огненный гелениум. А невеста бодрилась, старалась улыбаться и повторяла:
– Я ни об одном предмете так не жалею, как о литературе.
Миру отец и вовсе не пустил:
– Не хватало, чтобы она делилась с тобой подробностями своего греха.
Только она не послушалась. Демонстративно схватила вазон расцветшей герани и хлопнула дверью.
Девушку из транса вывела Люська. Она ощутимо толкнула ее локтем и указала на дверь. На крыльце стоял мужчина в старомодном костюме в клетку-гленчек 3 3 Гленчек – мелкие завитушки вместо прямых линий, из которых вырисовываются квадратные и прямоугольные клетки.
. Квадраты в местах пересечения выглядели, как растопыренные «куриные лапы». В таком отец Миры женился и потом всю жизнь перестраивал дачу. Дядечка с желтыми волосами и в несвежей рубашке подтянул брюки под самую грудь и подозвал собаку. Толстая перекормленная дворняга медленно подошла. С растянутых сисек капало молоко прямо на мраморные ступеньки. Он погладил ее по грязной свалявшейся на спине шерсти и стал отдавать распоряжения – где вскопать, где высадить низкие бордюрные цветы и поменять надколотую плитку.
Читать дальше