Эльшан Таривердиев - Из мрака с любовью

Девушка сникла, слова матери о недобрых деяниях напугали ее, хотя под ними она понимала только лишь неприличное поведение в обществе. Впрочем, то, что мать все-таки отдала дань ее красоте, отвели темные мысли и вызвали на лице девушки стеснительную и одновременно гордую полуулыбку.

– Ты находишь меня красивой? – не поднимая глаза, спросила Хумай.

– Очень! Родная моя, да об этом все говорят! – ласково сказала Солмаз, восхищаясь дочерью, и погладила ее волнистые волосы.

– Кто говорит? Мне интересно! – оживилась Хумай.

– Ты знаешь, почему твой отец построил в доме собственную баню? Да потому, что я не могла спокойно смотреть, как некоторые женщины, когда мы еще посещали городскую баню, завистливо рассматривали тебя. Как только я рассказала об этом твоему отцу, он в считанные дни построил роскошную баню в нашем доме. Он тебя очень любит и даже к женским взглядам безумно ревнив.

– Мама! – воскликнула Хумай. – Они такие же женщины, как мы?

– Они-то женщины, но завистливее женщин на свете больше никого нет. Иногда так и хочется обвесить тебя камнями от сглаза и порчи. Посмотри, какие у тебя руки, и не только…

Солмаз сдвинула шелковые рукава одежды дочери и нежно погладила белые, на ощупь, словно бархат, кисти дочери.

– А пальцев нежнее и тоньше я еще не видела. – Солмаз поднесла пальчики дочери к губам. – Отец тобою очень гордится.

– Почему только мною? – удивленно произнесла Хумай. – У меня и брат, Горхмаз, красивый и умный.

– Он – мужчина, для твоего отца Горхмаз – «ноги и руки», а ты дочь – его «корона». Это то сокровище, за которое мужчины могут убить даже самого льва.

– Нет, мама, не надо убивать льва! Это прекрасное животное, равно как все живое на земле. – она крепко сжала руки матери, по щеке девушки скатилась слеза…

Солмаз обняла дочь.

– Какая ты у меня ранимая и жалеешь все и всех, меня это твое качество очень пугает, боюсь, этим кто-нибудь воспользуется.

Хумай, уложив голову на колени матери, мечтательно смотрела в окно, наблюдая за легким движением занавеси, за которой скрывалась панорама крыш внутреннего города Баку и громадное зеркало Бакинской бухты.

– Ана (мама. – Прим. авт.), какая ты была в мои годы? – заглянув в лицо матери, мечтательно спросила дочь. – Не наивной, а смелой, как сейчас? Может, и мне стоит измениться? Могу попробовать, если ты хочешь.

– Будь такой, какая ты есть, – нежно ответила мать дочери. – Другой ни я, ни отец тебя не представляем…

– Мама, расскажи мне, как вы отцом встретились? Хотя знаю, скажешь: «Хумай, сколько можно пересказывать нашу встречу!» Но мне ваша история очень нравится, слушаю ее как сказку.

Услышав желание дочери, Солмаз рассмеялась:

– Ты у меня большой, но все еще ребенок. Ну хорошо, слушай. Я его увидела у нас в саду, из окна, пряталась за занавесью и наблюдала. Он пришел к моему отцу по делам. В тот же миг поняла, что влюбилась, от волнения перестала есть. И потом каждый раз, прогуливаясь по саду, чувствовала его присутствие, взор… Позже твой отец признался, что неотрывно следовал за мной – прятался за деревьями – и очень боялся напугать меня. Потом пришла беда, ты знаешь, какая – землетрясение. Уже после нашей свадьбы он рассказал мне, что за день до толчков почувствовал, что мой семье грозит опасность. Когда наш дом рухнул, мне не повезло больше всех – моя комната находилась под самой крышей. На момент обвала дома, под утро, я спала, крыша упала и придавила меня к кровати, нечем стало дышать, в легких совсем не осталось воздуха… Помню, как у меня потемнело в глазах, я стала терять сознание.

– И тут появился мой отец! – восторженно воскликнула Хумай.

– Да. Он пришел вместе со светом и первыми глотками воздуха – мрак отступил. В лучах утреннего солнца твой отец выглядел сказочным пахлеваном (рыцарем. – Прим. авт.). Он в одиночку поднял край крыши, и мой отец с братьями вызволили меня из-под обломков. Мой отец, то есть твой дед, потом всем рассказывал, что, когда разбирали рухнувшую крышу, пятеро крепких мужчин не смогли сдвинуть обломок крыши, которая придавила мою кровать.

Солмаз взгрустнула, вероятно, вспомнив печальные события.

– Ана (мама. – Прим. авт.), если не хочешь – больше можешь не рассказывать, – виновато проговорила Хумай. – Не надо больше грустных воспоминаний, мне и этих достаточно, главное, что вы в конце концов все живы и здоровы.

– Здоровы, благодаря твоему отцу и его родственникам, именно они взяли меня, раненую, выхаживать к себе в дом.