Максим Кавешников - Золотой крейсер, или Как куклы стали птицами. Часть 1

Нанимателей. Партнеров.

Черное, изуродованное серыми бельмами облаков, небо криво ухмыльнулось ее вселенской глупости. Пальцы судорожно сжались от бессильной злобы, запекло под веками.

«Они выполнят договор! Выполнят, обезьяны чертовы!» – почти беззвучно зашипела старуха.

Договор – он не так и прост! Нарушь они его хотя бы раз – сами же и обгадятся, так что нет, нет, нет! А если и попробуют – она глаза им выдавит, в кишки вгрызется, она…

«Выполнят! Выполнят!»

Две огромные звезды синхронно выплыли из-за сползающей к юго-западу серой пелены, заставив женщину оцепенеть. Царственно, не мигая, на нее взирал Вседержитель. Высшее существо – на старую, слабеющую комариху.

Не отдавая отчета, она зажмурилась. Скрипнув зубами, зацепила один из больных, от чего тут же протрезвела. Никто больше не пялился на нее. Со стыдом обнаружила, что скатилась до самых примитивных, инфантильных мыслей.

«Подкидываете, гаденыши? – ядовито ухмыльнулась, растянув дыру рта почти до ушей, – Хрен вам!»

Она снова нащупала бутылек. Кровь. Ее всегда очаровывало содержимое, и первым всегда возникал один и тот же вопрос. Чем отличается эта от той, что живит ее старое тело?

Проведя холодной, похожей на стеклянную иглу, склянкой, по коже скулы, ощутила сладостное притяжение запретного плода. Веки захотели отсечь ум от реальности, зрачки замутились и подались вверх. Дрожащей рукой стала водить по надбровным дугам, по скулам, стараясь не забыться, но и не в силах прекратить.

«Моя теплее!» – яростно выдавила она, стиснув ноющие зубы от неестественной алчбы, и рука сама оторвала наполненный кровью сосуд от лица.

Как же ненавидела она этот маленький артефакт! Изящная безделушка неизвестной эпохи была сущей опухолью. Паразитом. Наркотиком. Она поняла это, еще будучи новенькой, а с возрастом ужас обнаруживал себя все острее.

Наниматели. Партнеры. Они снабдили ее особыми силами. Никто из ровесниц не мог бы похвастать такими. Да и ей-то похвастать не перед кем – всех поели черви!

«И детушек, поди, уж доедают!»

Ведьма скривила нечто, похожее на победную улыбку, но растерянные глаза лишь отразили мороз поблескивающего космоса.

Однако… С самого начала склянка высасывает из нее кровь. Не жидкость – душу.

Хрена там иллюзия! Хрена моржового проекция! Ее всегда грызли сомнения. Треклятая жизнь всегда учила одной и тому же – верить некому вообще. Возможно, это единственное, что еще могло бы по-настоящему угнетать, не разучись она рефлексировать. Зато неуверенность эта порождала отчаянную злобу, а та, в свою очередь, придавала сил.

Рваные облачка трупиками тащило по звёздному небу. А они не противились.

«А хера кобениться, если…»

…если ты никто, и нет у тебя никого? Ни матери, ни отца, ни друзей. Ни детей. Ни будущего, ни даже прошлого. Если ты – никто, и это – твое единственное настоящее имя. Зло щурясь, спрятала склянку, в тысячный раз поежилась, ища удобную позу.

«Ни отца, – беззвучно напевала она некоторое время мантру, – ни друзей. Ни сына. Ни отца, ни сына…» – массируя ноющие коленные чашечки, потом кисти, и снова колени.

Как жить, когда твоя кровь цвета розового заката? Глубоко вдохнула еще достаточно жаркий воздух.

Ветер легкими порывами застенчиво прервал песню цикад.

Дунул, стих.

Снова дунул, снова стих.

На несколько мгновений наступила полная тишина, нарушаемая, разве скрипом сухих легких. Неприятная тишина.

«Я не одна?»

«Я не одна!»

Сделавшись слухом, улавливая даже скрип вращения земли, она услышала еле различимое дыхание.

«Что за?..»

Раздался кашель. Старуха вздрогнула.

– И сказал Создатель: «Да рассыплются светила многие во тьме, и да светит огнь в светилах долго!» – слова прозвучали слишком близко. Опасно близко.

Старуха не ожидала такого поворота. Мужской голос. Вернее – шипение. Вязкое, томящее. И как же дурно стало от него – она и не помнила, когда вот так было не по себе! Чувство бесконечной обреченности. Бесконечно, свихнуться, какой бесконечно безнадежной потерянности.

«Ты, ублюдина, из каких глубин выползло?» – скривилась она. Никак он не тянул на посланца Ламашту. Перед глазами опять встало недавнее видение Вседержителя, и страх скрутил пустые кишки.

«Что, если это…»

– Между прочим, так и сказал! И ведь звезды действительно красивы в эту ночь? – ядовито продолжил шипеть неизвестный, вызвав почти паническую, самую тоскливую тоску, – Из всех красот мира эта – древнейшая.