– А ну вас, – сказала вдруг она, – слишком уж вы заражаете меня оптимизмом, не по мне это, капелька грусти тоже бы не повредила. Алена повернулась к нам спиной и быстро пошла прочь по парковой дорожке, но потом все же повернулась и произнесла напоследок.
– Я благословляю начало вашего великого чувства, ребята, всего вам, всего… а вот за физику спрошу строго, не обессудьте, на то я и комсорг. Люся сидела низко, опустив голову, с очень виноватым видом, я посмотрел на нее, на удаляющуюся Алену, и в итоге бросился ту догонять, догнал, потянул за рукав.
– Пусти, дурак, – огрызнулась Алена, – иди к Цветаевой своей.
– Ну ты чего, Аленка? я же тебя люблю!
– Пора бы уже определиться, – иронично заметила она, – сегодня меня любишь, завтра её, послезавтра кого, математичку?
– Сама дура, – ответил я, глядя ей в глаза. Аленка быстро пошла прочь и вскоре скрылась за поворотом, я вернулся к ожидающей Люсе, та вроде собралась было мне что-то сказать, но я закрыл ладонью её прелестный ротик. Никакие слова в данный трагический момент не были уместны.
Между улицами Чапаева и Набережной стояла наша школа, теперь спустя двадцать лет она стала лицеем с каким-то особым подходом к учебному процессу, на какой из улиц, точно стоит не скажешь, хотя дробь от Набережной все же присобачили. Дорога, на которой она расположилась, имеет такой интересный изгиб, что причислять её к какой либо стороне затруднительно. Так и хочется выделить этот обьект отдельной единицей. В общем, стоит наша школа на отшибе, одной стороной, как положено, она смотрит окнами во двор, по другую сторону школы окна выходят уже интереснее – на матушку-Волгу. По утрам, помню, водная гладь здорово отражала лучи свежего проснувшегося солнышка, и в её волнах оно как будто шевелилось и оживало, вдалеке пароходная пристань. Может, потому и учился я так неважно, потому что часто отвлекался на такие вот далеко не школьные пейзажи, или иногда на пьяный магазинчик под окнами, смотря какое было настроение. То был май 1990 года, страну лихорадило, во всем и везде чувствовалось время больших перемен, но мне казалось, что нашего маленького волжского городка они вообще не коснулись. То есть, конечно, были и у нас пустые прилавки, кооперативные ларьки, рэкитиры и бандиты, Горбачев в телеке и прочее, но в остальном особых перемен я не замечал, плакаты и лозунги советских времен не только не снимались, но даже подкрашивались и обновлялись. В школе нашей по-прежнему царствовала комсомольская организация, самым ярким представителем которой являлась наша неутомимая Алена, школьную форму почти везде отменили, а у нас она была. В тот далекий и ещё спокойный год мы заканчивали девятый класс и ещё не знали, не догадывались, что живем на самом стыке, на изломе вели-кой страны. Через год рухнул в бездну Советский Союз, и это событие, как острый нож, разрезало наши судьбы напополам. Но до того оставался ещё год, и мы, подростки, с неистовством, яростным и неодолимым, любили, хулиганили, наслаждались жизнью, курили травку, сбегали с уроков на видеосеансы и не желали и думать о какой-то там политике, зачем? В те последние майские деньки прямо на уроке вместо заданного сочинения я неожиданно начал сочинять свой первый рассказ, и это занятие настолько увлекло меня, что я не заметил звонка. Оторвавшись наконец от тетради, я с удивлением увидел, что класс опустел, а напротив сидит Люся и с улыбкой смотрит на меня.
– Уж не я ли заразила тебя сочинительством? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я, – другое знаю, ты необыкновенно красивая.
– Красивее, чем Алена?
– Ну не нужно об этом, как-то больно, тебе бы подобное пережить.
– Ладно, забыли, – ответила она, – ты знаешь, что наш литератор создает при школе литературную студию?
– Да ну!
– Вот тебе и да ну, – передразнила она, – мы с тобой должны ему показать ему наши рассказы и стихи, и пусть скажет напрямую, стоит это чего-то, или бросить тем заниматься напрочь и заняться чем-то более полезным.
– Но тебе-то есть что показать, а я ещё первый рассказ не дописал, – возразил я.
– Поверь, этого достаточно. – я поднялся и тихонечко привлек её к себе, не желая отпускать, она, не отрываясь, смотрела на меня, и по пунцовой щечке сползала прозрачная слезинка.
– Ну что ты, что ты? – растерянно повторял я.
– Да просто предчувствие какой-то беды, – прошептала она, все крепче прижимаясь ко мне, – Рассказова не оставит все это просто так, поверь.
Читать дальше