Регина Есенина - Пепел

– Успокойся, – отчетливо раздался голос Василия где-то совсем рядом.

Подвал прорезал луч света, и я увидела, как информатик склонился над скрючившейся на полу и кричащей Никой, обеспокоенно светя ей в лицо фонариком, висевшим на брелоке на его ключах.

Девочка словно не слышала его, и продолжала выть, но крик ее постепенно успокаивался. Через несколько секунд она открыла заплаканные глаза и тут же сощурилась от яркого света.

– Извините, – потрясенно пробормотала она, с трудом принимая сидячее положение.

– Все уже хорошо, – перед ней присела Маша, обнимая и помогая встать. – Пойдем, сядем на лавку.

Они осторожно отошли. Все остальные молчали.

– Что случилось? – из ниоткуда появился Березов. С закатанными рукавами рубашки, так же закатанными широкими штанами, весь в пыли и снова идущей из губы кровью он все так же не вязался с образом того, кто разгребает завал и таскает кирпичи и куски стен. – Почему погасли лампочки?

– Электрогенератор сдох, – отозвалась я.

– Это плохо, – нахмурился и совсем не удивился историк. – Потому что фонарика надолго не хватит, а лестница полностью блокирована, и, скорее всего, все обрушится, если я попробую сдвинуть там то, что нужно для образования прохода.

Мы переглянулись друг с другом. Вопрос «что теперь делать?» висел в воздухе и был настолько осязаем, что, казалось, его можно потрогать, если протянуть руку.

– Мы заперты на ночь? – поинтересовался Лосев, выйдя из коридора, но на его шутку никто не отреагировал. Все пытались осмыслить происходящее и сделать свои выводы.

– Я хочу кушать, – тихо сказал Нежин, и мой желудок, совершенно солидарный с этими словами, громко заурчал.

– Мы не сможем поесть, пока не выберемся на поверхность, – покачал головой Березов.

Я представила, что будет, если мы не выберемся. Никто не дает гарантию, что если все станет совсем плохо, мы не станем пробовать на вкус друг друга, и осознание этого по-настоящему привело в ужас.

– Вы можете починить этот электрогенератор? – спросила я Василия.

Тот нахмурился:

– Возможно. Еще бы знать, где он. Раз мы не наши его за столько лет пребывания в этой школе…

– Тогда постарайся найти его, – сказал Березов, а потом обратился ко мне. – Кристина, мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь? – чуть заикаясь, переспросила я.

Историк кивнул, направляясь в сторону лестницы, пропадая из светового пятна от фонарика и сразу же превращаясь в большую движущуюся тень:

– Иди за мной.

Очень темно. Хоть глаза и начали потихоньку привыкать к этому, все равно было ощущение слепоты. Мы прошли сквозь открытую сейчас перед завалом дверь. Вдруг я поняла, что по мере нашего приближения к завалу становится несколько светлее. Видимо, свет проникал сквозь пространство между обломками. Только вот он был каким-то слишком странным…

– Смотри, – Березов внезапно остановился, и я чуть не влетела в него сзади. – Что это, по-твоему?..

Я присмотрелась. Учитель указывал на обломок стены, на который падал свет. Значит, сначала мне не показалось, и свет действительно был неестественным. Я протянула руку и потрогала белесую полоску, падающую на кирпич, и делающую его розовым вместо красного. Новый воздух был плотнее.

– Я не знаю.

Убрав руку от странного места, я поднесла пальцы к носу, принюхиваясь. Пахло дождем и еще – совсем немного – чем-то непонятным.

– Стоит ли нам выбираться отсюда? – покачал головой Березов.

– Лично я не собираюсь оставаться и дохнуть от голода, – я дернула плечами. – Лучше пусть меня убьет то, что находится снаружи.

Я еще раз понюхала пальцы. Странный, странный, едва уловимый запах…

– В таком случае, попробуй потянуть вот этот кирпич, пока я буду держать тут, – деловито отозвался историк, тыча пальцем в названные места. – Это не должно быть тяжело, но эффект будет весьма полезный.

Через некоторое время нам удалось немного сдвинуть камни стен, заваливших лестницу. Просвет стал шире, но меня это только больше напрягло. Березова, кажется, тоже, но он ничего об этом не говорил.

Мы продолжали работать, пока на поверхности не стало темнеть – свет превратился из белесого в серый, а желтоватое небо, уже показавшееся довольно большим куском, потемнело до синего.

– Давай закончим завтра, – наконец, предложил мужчина, вытирая лоб рукой и, конечно же, оставляя на нем полосу из пыли.

– Как скажете, – я оттерла ее чудом оставшимся относительно чистым рукавом своей кофты, чем вызвала улыбку со стороны историка, правда, ее было почти не видно из-за темноты. Мы приземлились на осколки стен побольше, и замолчали, безмолвно оценивая проделанную работу. На самом деле, физический труд сейчас был как никогда необходим – мозг отключался, и я могла не беспокоиться, что буду думать о том, что произошло с родителями. Березов, наверное, считал точно так же.