Артемий Ладознь - Дымка. *Nebh. Об он пол чресплесе восчресплесь

А много ль просрамши-то? На фоне святости Серафима Саровского – многое ли оставалось, когда и отсутствие разводов, и самый институт брака во многом держались на «священных» (одновременно с крепостничеством крепчавших-освящаемых) правах собственности. В Европе имущественные отношения были и остаются святы, этаким мерилом и numeraire, хоть ныне уж непросто разделить субстраты легатскости и реформатскости, а в оных – примат лацийских и норских архетипов. Но могли ли устоять: страна, дом, душа, – в коих любовь и отношения в семье не были первичны? Могло ли не развиться в иное (так ли, в самом деле, иное ?), где аборты стали в порядке вещей? А от шаткости семьи – может ли не развиться шаткость Земли? А кибернетической стабильности целого мира – способствует ли выбор женщинами не умных в качестве партнеров – отцов их детей, но агрессивно-удачливых, торгоценов? Не в этаком ли мягком вырождении – торжество «мягкой силы» мамоньей, когда безумие и слабоумие становятся… выгодным стандартом, залогом-признаком эволюционной доминантности?

Вместе с тем, наши-то революционеры – даже отъявленные авантюристы вроде Бакунина (прикрывшегося Кропоткиным, как всякая яркая и склонная к разрушению ввиду творческой стерильности поверхностность – гением), Троцкого и Парвуса (постигших силу невзыскательности пресыщенной аудитории из праздношатающегося класса), пожалуй, и Махно (напротив, взявшего «батьку» под крыло) и, тем паче, Ленина (также не покусившегося на отцеубийство) – на голову, а то и две повыше будут иных северозападных. Но в том-то и трагедия недеятельно-неравнодушных людей Страны, что – либо спивались, не найдя себя и тем самым уступив невольно место нерефлексивно-хищным, либо иначе исподволь служа злу. В том числе и самим фактом схождения с поприща, вынужденным дезертирством, прекраснодушием и смиренничаньем пред серостью (призывающей поругать Божье и воспеть уродливое), которая ничтоже сумняшеся провозглашает себя цветом, будучи в лучшем случае крапчатой мазней, возней полуробеспьеров, лжедантонов и недомаратов (hemi-semi-demi, словно заклинанье…). Горе от ума, но только на фоне воцарения недоуми, мнительно-мстительной. В мире, где – сколь любимы умные, столь многоненавистны глубокомыслящие. Даже имея природу, в корне отличную от благомрази, худоводимое прекраснодушие, тем не менее, сослужит последней.

Всякие отношения удобоуподобляемы торгу : выбирают либо богатых, либо сильных, либо привлекательных, либо власть и популярность имущих. Но коли браку по расчету – быть, да будет по радению о судьбах мира. Ау, голубушки! Спаривайтесь с умными либо подлинными, а не с приспособленцами: не подводите мир к досрочной усушке-утруске…

«Это было как секс». Пусть так; но чего тогда увлекать в свою вакханалию недостаточно «возбужденных», подтрунивая над их якобы низким темпераментом, гормональным фоном, незатейливостью предпочтений? Снасильничамши, дивитесь «неблагодарности»?

Это было, в самом деле, сквернобрачьем! Помнится, немагглянские девчата улыбались в ответ на слухи о том, что иностранцы съезжаются на первую Площадь в рамках секс-туризма: «Ну, и что? Это же классно!» Так-то оно, может, и так, только зачем в этаком модусе дружбы народов видеть непременно произлияние благодати?

Этот свал порою и за деньги бывал (и речь сейчас не об энтузиастках), так как на всех Площадях приплачивали – за организацию-массовку-явку, поденно-почасово, и это помимо пожертвований. Но, разумеется, это не главное и даже не второстепенное: это было соитие. Возбуждение всех, некогда пластелиномозгих, враз ощутивших в едином порыве вкус принадлежности к чему-то столь эстетичному, чего не в силах охватить и передать эротический триллер геополитического окраса. Но, коли так, зачем приплетать любовь к матери-Родине?

Эта оргия была и религией – во многом, пожалуй, и священной проституцией. Даже те, кто ничего с этого не имел (презираемые еще Гессе мещанолохотствующие со скид-роу Бруклина, Воздухофлотского проспекта или Чертанова), с коими никто не поделится и которых ни о чем не спросят, даже они готовы жертвовать (ресурсами, детьми, временем, будущим) ради победы престижного клуба – отдаются сильному господину. Эти ролевые игры – лишь часть ритуальности, к коей ныне свернулись все мировые отношения, взаимодействия внутри стран и общин.

Впрочем, довольно скоро, к концу февраля этой лефевровой, право-либеральной второреволюции (призывом к переменам ради перемен), тотчас почти стало ясно, что это не секс и даже не «как бы» секс, так что не спасут и пресловутые постмодерновые перемигивания, когда ты-то в канве дискурса не понарошку. И когда /прот- и ант-/агонистов норовят смешать в статусах, не меняя ролей. Это походило на приглашение от маньяка, которое, понятно, ч е м имело закончиться. Отнюдь не (давнопривычным отдельным силам) политпромискуитетом, даже не актом чадозачатия а-труа (еще одно достижение передовой науки в рамках опослечеловечивания вида), а банальным насилием над геномом.