Антонина Евстратова - Камышенские сибирячки

Спать, ложились засветло потому, что местность была не электрифицирована, а керосин для лампы экономили.

Больше всего, Тоня любила спать с матерью на мягкой перине и слушать ее сказки. Иногда она рассказывала о дедушке, своем муже и, каждый раз ругала его, что не слушался ее, поэтому дедушку закапали в ямку.

Тоня представляла себе, как это было, и очень боялась, что и ее закапают, поэтому старалась слушаться всех и никогда не забывала об этом.

Ее радовало хорошее настроение матери, но было это очень редко. Одно смешило мать, она часто вспоминала соседку Феклу, как та испугалась радио.

После ВОВ в деревне во всех избах проводили радио и всем жителям безвозмездно выдавали редукторы, это были круглые, большие черные тарелки, которые вешались на гвоздь.

Все жители ждали включения, так как никогда не видели и не слышали, чтобы тарелка говорила. Кому не успели ещё выдать тарелки, пришли к Фекле, чтобы посмотреть на это чудо.

В однокомнатной просторной избе Фёклы кроме русской печи и широкого топчана почти ничего не было. На нем можно было поместиться всем домочадцам из трех ее взрослых дочерей вместе с самой Феклой. Такой же деревянный стол, стоял посередине комнаты, а под ним две длинные скамейки. В углу у печи на старом табурете стоял жестяной небольшой бак, наполненный водой закрытый деревянной крышкой, а на ней стояла солдатская кружка.

Любопытных набралась полная изба. Те, кто моложе и подростки, сидели на печи, опустив босые ноги, а кому не хватило места стояли в сенцах и на улице.

Никто не верил, что тарелка заговорит. Со всех сторон комнаты доносились разговоры, перекрикивали друг друга, переспрашивали. Было очень шумно и похоже на жужжание роя пчел.

– Все это брехня! – говорили одни.

– А может не брехня! Обождем, осталось ждать недолго, – говорили другие, размахивая руками.

Фекла, маленького роста, тощая, но очень проворливая, всегда была впереди всех, и к тому же очень любопытная

Она, как хозяйка избы, могла позволить себе всё. Подтянув скамью ближе к стене, где висела тарелка, поставила на нее старую табуретку, взобравшись на нее, она оказалась выше всех собравшихся. Приложила ухо к тарелке, ее худое лицо было серьезным, а черные глаза, запавшие в орбиты, застыли в ожидании, что заставило собравшихся затихнуть и насторожиться.

В избе, как по команде воцарилась мертвая тишина, казалось, все кто в ней находился, перестали дышать.

В это время, из тарелки прорвался властный, могучий баритон диктора Левитана.

– «От советского информбюро». – Словно раскатом грома прогремели могучие слова во всем доме, коридоре и даже на улице.

От неожиданности Фекла подскочила и свалилась на рядом стоящих людей с криком:

– Дьявол, бабы-ыыы, дьявооол! – поднявшись с пола и расталкивая гостей, размахивала руками, – пропустите меня, пропуститеее!

Фёклу успокоили с трудом, но после, спустя даже несколько лет, когда внезапно включалось радио, она вздрагивала всегда и матерно ругалась:

– Че орешь?.. Чай не у себя дома!

Каждый раз, когда Матрена вспоминала про этот случай с Феклой, смеялась до слез.

– Ну, и Фекла, черт бы тебя побрал, рассмешила всю деревню!

Прошло два года, как закончилась Великая Отечественная война, а в деревне продолжалась война с голодом, почти каждый день он уносил человеческие жизни.

– Видимо, Господь Бог отвернулся от нас, – с горечью говорила Матрена, – за то, что Землю-Матушку залили кровью, изранили взрывами снарядов, усыпали трупами людей, да и не только человеческими! От того может, и урожая нет, да и с чего быть ему? В огородах сеяли только тыкву и огурцы, вместо клубней картофеля бросали от него очистки, если они были у кого-то, недаром говорят:

– Что посеешь, то и пожнешь»!

С весны и почти до первого снега, люди паслись, как животные по холмам, полям и пашням, в надежде набрать колосков от пшеницы и ржи или мерзлой картошки. И если посчастливится кому-то набрать узелок колосков, прятали от посторонних глаз под интимные места. После шелушили, жарили и ели по зернышку, утоляя голод. До сих пор ощущается вкус жареной пшеницы и ржи и, кажется, ничего нет вкуснее!

Трудно сейчас поверить в то, что за колоски лишали свободы. Много было доносчиков и завистников, все боялись друг друга.

Ели все, что летало, бегало, ползало и ходило. Кошек, собак и даже крыс, в деревне не осталось.

В не большой речушке без названия, глубина местами по грудь подростка, ловили мелкую рыбёшку подолами своих платьев, рубахами и платками, а после готовили без масла на воде и ели целиком с потрохами. Голод неумолимо уносил жизни людей.