Но нутром я чувствовал, что Он готовит-таки мне подлость, негодяй!
Но я Его проведу. Хоть он и дьявол, хоть и хитрый, но я хитрее: не зря с Ним столько лет сотрудничал, научился кое-чему.
Он думает, что купил у меня один час моей души, ан нет: я продам Ему один час Ничего, час пустого времени, проведенного в кабинете, где мне никто ничего не сделает.
Я буду бездействовать, а от бездействия вреда не бывает.
Ха-ха, я продам я Ему голое Ничто!
То-то рожа его рогатая скривится не хуже человеческой.
После долгих споров я прикинулся, будто очень расстроен такой сделкой – продешевил, мол, но делать нечего.
Я подписал кровью Его документ и назвал ему час.
Он опешил и, точно, скривился. Но дело сделано, документ подписан, так что придется Ему следовать букве договора.
Поскрипел Он зубами, повертел хвостом и, не прощаясь, исчез.
И тут же вбегает ко мне моя перепуганная секретарша и кричит с порога:
– Управляющий… Семен Пахомыч только что скончался в своем кабинете.
Я – туда, а там уже полно народа и врачей.
Сердце у него вдруг остановилось, а ведь с виду здоровый был мужик.
Меня нашло в толпе и отвело в сторонку одно влиятельное лицо.
– Есть мнение, – говорит со скорбной миной, – назначить тебя на место покойного. Я поддерживаю. – И добавил, глядя мне в глаза: – Подойдет от меня директор одного предприятия, так ты оформи ему безвозвратный кредит на пятьсот миллионов.
Я, тоже со скорбью на лице, с готовностью подтвердил, что оформлю такой ерундовский кредит сразу же после моего назначения.
– Вот и прекрасно, – сказало влиятельное лицо, похлопав меня по плечу. – А жаль покойного, он нас никогда не подводил.
Через неделю кабинет управляющего продезинфицировали, и я въехал в него вместе с настольными портретами родителей, жены и сына. Пусть люди думают, что я хоть кого-то люблю в этом мире.
Я прошелся по кабинету. Пооткрывал дверки пустых встроенных шкафов. Понажимал кнопки селектора, проверил связь – все работало.
Ладно.
Я решил до окончания проданного Дьяволу часа ничего не делать и ничего не подписывать.
Выпил чаю.
Позвонил своим бабам.
Вначале жене, напомнил ей, что она дура. Она согласилась, но почему-то заплакала.
Потом любовнице – ей напомнил, что я теперь шишка покруче, чем был, пусть подумает, чем меня теперь будет удерживать. Такие мужики, как я, на улице не валяются, а таких, как она, с идиотами мужьями – пруд пруди.
Она обозвала меня сволочью и почему-то тоже заплакала.
Ладно пусть поплачут, меньше кое-чего другого сделают.
Заодно вызвал секретаршу покойного, ветхую его подругу, и напомнил, что пора бы ей покинуть мое учреждение, а то, не дай бог, еще помрет, как ее дружок, здесь, в моей приемной, и придется опять все хлоркой посыпать, а я эту хлорку на дух не переношу.
Она покачалась немного и ушла, шаркая и рыдая.
Вот так.
Вроде, все.
До обеда еще оставалось два часа.
Позвонить, что ли, отцу, помочь предстать пред Создателем.
Позвонил.
Не соединили, на облучении, говорят.
Ладно, пусть облучают.
Облучай, не облучай, а квартирка-то все равно моя будет.
Из приемной послышался какой-то шум.
Я выглянул.
Оказалось, уводят под белы руки старую секретаршу.
На ее место тут же села моя, вся в прыщах перекиси. Созревает девочка, и пусть созревает, от меня не уйдет. Сказал я ей, лупоглазой, чтобы не соединяла ни с кем и предупредила охрану, чтобы не пускали никого ко мне с улицы.
Все дела – после обеда.
Попросил принести газет, кофейничек и коньячок.
До проданного времени оставалось полчаса.
Постоял у окна, тонированного, зеркального.
Внизу людишки, как букашки.
Суетятся, козявки, бегают, лапками перебирают. Маленькие они какие-то, плюгавенькие, а я вон какой в зеркальном стекле – высокий, сильный, правда с лысинкой, но это ничего, это даже украшает меня, намекает на недюжинный интеллект – лоб от лысины кажется выше и мощнее. А раз лоб большой, значит, ума палата.
Смерил я свой лоб пальцами впечатляет.
С таким-то лбом я скоро и без Дьявола обойдусь.
«Бамм!» – ударили часы. Я даже вздрогнул.
Все – наступило дьявольское время.
Осторожно, на цыпочках подошел я к своему креслу и тихо сел в него.
Замер.
Ничего.
Потекли минуты.
Я взял газету, начал читать.
Через минуту заглянула секретарша, сказала, что звонят из больницы, от отца.
«Ага, – обрадовался я, – похоже, каюк папаше».
По такому случаю трубку грех не взять.
Читать дальше