Елена Паетка - Я люблю тебя как врага

«Я не ты, ты не я, я не ты, ты не я, я не ты, ты не я. Нас нет. Это была ошибка. Ты всё придумала», «Всё кончается». А зачем, зачем тогда все эти слова, вся их совместная жизнь? Зачем Боярский пел: «Всё пройдёт, и печаль, и радость, всё пройдёт, так устроен мир, всё пройдёт, только верить надо, что любовь не проходит, нет» (3). Очнувшись на последней в противоположном необходимому направлении станции метро, решает усилить молитву: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня, грешную»! Повторяет её, цепляясь за каждое слово, как за спасательный круг. Алька присылает по электронной почте трёх разноцветных порхающих бабочек. На следующий день, в метро, подъезжая к станции Курская, слышит тихий шелест на плече, пугается, а это настоящая разноцветная бабочка! Забывает пароль на охрану квартиры, без конца, но почему-то и без особых претензий приезжает – уезжает милиция. Лет через пять дойдёт, о чём говорит диспетчер: «записывайте пароль»! Сигареты стрелять перестала штуке на тысячной, просто выпали волосы и заболела десна. Мужчины – браконьеры. Главное для них – новизна. Галочка, белочка, лисичка, розочка, ромашка. О, Ремарк, ты прав. Самые сильные циники получаются из самых сильных романтиков. И не только в себе свои к другому, но и в других к тебе, даже и настоящие чувства, готовы в зародыше высмеять и убить. Вспомнила, как однажды сказала ему: «У тебя обязательно будет дочь. Это, чтобы ты всё прочувствовал». Есть ли у неё шанс воскреснуть здесь, ещё в земной жизни? Она знала, что у неё нет такого шанса. Больше она не сможет никому поверить. Физически надо существовать. Просто проживать время. Душа умерла?

Она видела своего Ангела-Хранителя, он грустил, он похож на одинокую, сидящую в глубокой задумчивости каменную скульптуру. В такие моменты ей становилось стыдно. Она спрашивала, что может сделать для него. Тишина. Но на самом деле всё это происходило только в её искажённом воображении. Она жила лишь потому, что всё это время находилась в объятиях его неизмеримо больших, тёплых, белых, волшебных, невидимых крыльев. И иногда ей показывали маленькие пёрышки этих крыльев в видимом варианте: на одежде людей в метро, летящими в воздухе, она улыбалась. Всё таки и весна пришла, Пасха, открыта коробка сырых яиц, о, целое большое настоящее перо, обмакивай в чернила, и пиши. Ангел мой, ты со мной?

– Лина, всё, что вы считали хорошим, так и осталось хорошим.

– Да?

Устойчиво неотвязное ощущение непрерывной расширяющейся боли. О чём это вообще говорят?

– Лина, измену люди так тяжело переносят, потому что человеку будто бы отказывают в уникальности. У вас ещё всё будет хорошо.

По крупицам накопленный другими людьми опыт иногда приносит кратчайшее облегчение.

– Ты ещё здесь? Я был там, где мне надо, я всё делаю ради нас. – Содрогаюсь, вспоминая слова мужа, поздно ночью возвращающегося домой.

Он и она будут счастливы, если похожи в понимании главных человеческих ценностей, а не лукавят друг с другом.

– Идём ко мне в гости! Да у тебя отбою нет и не будет от женихов! Ты очень экзальтированная! – Пьём чай у отжившей активную женскую жизнь дамы, хотя это предрассудки, и в шестьдесят она искрится заводной добротой и озорством, показывая мне в качестве подбадривания свои свадебные фото, на которых она с огромным восьмимесячным животом и не биологическим отцом своего будущего ребёнка, жених счастлив до небес. Сорадуюсь. Но я другая.

– Вокруг вас столько мужчин! Это так?! – Взяла грех на душу, а впрочем, я вне своего тела пребываю, душа ушла за сотню световых лет, меня привели к гадалке, "к ней вся Госдума ходит". – Но между вами и бывшим мужем поставили стену.

Священники молчали. Слушали. Опыта набирались. Спаси Господи.

– А в этой жизни третьего не дано: или ты или тебя. – Не соглашаюсь с этим до конца, на всякое зло всегда найдётся ещё большее зло, и, обретя группу поддержки в фильмах Феллини, о, "Джульетта и духи", Висконти, Бергмана, Фассбиндера, и даже фон Триера, особенно сильный катарсис я испытываю, пересматривая "Криминальное чтиво", испанский фильм "Не уходи", почему, не знаю. Со мной также швейцарская Лакримоза и Майкл Найман.

Где я? Это сцена Большого зала Консерватории имени Чайковского, концерт " Виртуозов Москвы", места оказались задвоенными, и нас посадили на стулья, почти прямо в оркестр, я совсем не случайно оказываюсь ближе к Владимиру Спивакову, любимому, притягательному душевной сложностью музыканту, он для меня сейчас – врач.

Читать дальше