Владимир Фёдоров - Звезда голуболикой Жаннет

– Зовите Анной Владимировной… Вот… Как это, да… нагрейте сало на батарее и натрите. И укутайте хорошенько … Бедненькая… Ну, я побежала. – И выпорхнула.

Следом на пороге возникла целая делегация – похожие как две капли воды девочки лет пяти и примерно такого же возраста мальчик.

Сурен Вахтангович невесело улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой.

– Проходыте. Кто ви такие будэтэ?

– Мы Юля–Аля, – ответила одна из близняшек. – А это Коля.

– Коля, – подтвердил мальчик и, набравшись смелости, добавил: – Мы обезьянку хотели посмотреть…

– А мама говорит, что она болеет. – подхватили в голос Юля–Аля.

– Да, болээт, – вздохнул дрессировщик. – Вон лэжит. Савсэм балээт.

– А когда она выздоровеет, можно будет с ней поиграть? –спросил Коля, приподнимаясь на цыпочки и пытаясь получше разглядеть обезьянку.

– Можно.

– Вот хорошо! – захлопали в ладоши близняшки. – Пусть она побыстрее выздоравливает!

– Пусть, – согласился Сурен Вахтангович.

– Мы завтра к вам придем, вдруг она уже вылечится, – сообщил Коля и толкнул дверь спиной.

– Придем, – подтвердили Юля–Аля.

– Прыходите, – грустно кивнул дрессировщик.

Поздно вечером появился муж Кассандры – Сан Саныч, флейтист, уже побитый судьбой и жизнью человек предпенсионного возраста.

– Дай, думаю, загляну на огонек, – объяснил он свой визит. – Вижу, свет у вас торит, да и знаю, что с больной не до сна. Мне Катя рассказала о вашем горе.

– Хорощо, что защли, – приглашая гостя сесть на единственный стул, попытался в очередной раз изобразить улыбку Сурен Вахтангович. – Правыльно говорите, какой тут сон! Вах, Жянка–Жянка!.. Вот, лэжит, савсэм на кущиет, тэмпэратура високий… Спасыбо, люды ващи хорощие, замэчательные просто люды … Это ваш скрипач, как его…

– Лев Яковлевич, – подсказал гость.

– Да–да. Лэв Яковлэвич… Сухую траву прынес – поить Жянку. Анна Владымировна мэдвэжий жир дала… Сам дирэктор прыходит, Ким Лазарэвич тоже. Вирач внымателъный… Все, что скажют – дэлаю. Пою, мажю. Нэ помогаэт пока …

– А знаете, я не один к вам, – заговорщицки подмигнул Сан Саныч. – Я с подружкой… – И вытащил из-за пояса тренировочного костюма неполную бутылку водки. – Только чтоб моей – ни-ни…

– Сыльно строгая женщина, да? – поинтересовался дрессировщик.

– Не то слово – тигра! Но, к счастью, только в этих вопросах, – щелкнул пальцем по бутылке. – А вам сейчас успокоиться надо, поспать чуток. Не то сами свалитесь. Вы на Севере–то впервые?

– Пэрвий раз.

– Тем более… И потом, о вашей Жаннет… Есть одно народное средство от всех простуд. Не знаю, как обезьянам, а людям очень помогает. Сам не однажды пользовался, и другие лечились. Так вот – двадцать граммов ее, родименькой, на компресс сверху, а двести внутрь. Получается двойной удар по болезни.

– Кампрэсс дэлаем, – заметил Сурен Вахтангович. – А внутрь как можно? Нэ чэловек жи – обэзьяна.

– А от кого человек произошел? Не от их ли брата? – парировал Сан Саныч .– Я же не предлагаю ей двести, а в соответствии с размерами, ну… граммов двадцать… для начала.

– Хуже нэ будэт?

– Не будет! От одного–двух раз еще никто не умирал. А прогреет наверняка.

Сурен Вахтангович тщательно натер неприятно пахнущим салом никак не реагирующую обезьянку. Обмотал смоченным в водке полотенцем. Потом приподнял ее голову и влил в рот столовую ложку водки. Жанка дернулась, несколько раз глубоко и судорожно вдохнула, но сразу же успокоилась.

– Теперь можно и нам по маленькой, – подвел итог Сан Саныч. – Ну, давайте–за то, чтобы она выздоровела и никогда больше не болела!

– Услыщял бы тэбя Бог, дорогой, – вздохнул дрессировщик.

Выход Степана на пляж напоминал один к одному явление Бармалая в Африку. В грязной тельняшке, пропахший перегаром, немытый и заросший щетиной, с невесть где «найденным» синяком под глазом, он брел неуверенной походной, таща на цепочке упирающуюся невольницу Читу.

Установив треногу на краю «лежбища», осипшим голосом начал выкрикивать свои обычные призывы:

– Граждане отдыхающие! Фото на память о море! Фото с королевой джунглей Читой!

Но на этот раз его реклама возымела обратный эффект. Ребятишки стали испуганно жаться к родителям, а те делать вид, что не замечают фотографа или брезгливо морщиться. Как ни тесно было на пляже в погожий день, но через пару минут вокруг Степана образовалась довольно большая свободная площадка. Он перенес треногу к ее краю, однако оказавшиеся рядом бронзовые тела тут же испарились. Степан даже протер глаза: не померещилось ли?