Владимир Фёдоров - Звезда голуболикой Жаннет

Увидев, что Степан замялся в нерешительности, Кашалот презрительно хмыкнул и демонстративно зашагал дальше, трубно гудя себе под нос: «JIюди гибнут за металл, люди гибнут…»

– Э–э, постой…– дернулся Степан вслед, как на грех забыв настоящее имя Кашалота. – Постой … Костя!

– Ну, – развернулся тот.

– Чё ты такой резкий. Сообразить не даешь, где и чё…

– Другое дело. А я уж думал: еще один человек пропал.

– Да за кого ты меня! Счас только треногу складу. А ты бы Читу прихватил …

Через минуту обезьянка уже раскачивалась в такт неспешным шагам Кашалота и слушала, пытаясь попять, надоевшие всей округе «планы» бича:

– Ох, тянет море, не могу, кореш! Еще с недельку погуляю – и амба! Белый пароход! В море, только в море! Туда. Берег для меня – тьфу!.. Вот десять лет назад, помню, шли мы в Сингапур…

По дороге домой они завернули в магазин, потом на рынок, основательно затарились. Не забыли и про Читу. Степан царским жестом выбросил несколько трояков ей на виноград. «Две недели пашу как проклятый, – рассудил он, снимая последние сомнения, – неужели нельзя в субботу чуть расслабиться. Этих денег вон еще сколько лежит и бродит – весь берег завален. В лес не убегут…»

Как все застолья, это начиналось красиво, с тостов за мужскую дружбу и верность, за бескорыстие и широту морской души. Чита ела виноград и любовалась двумя добрыми и сильными мужчинами. Но постепенно речи их становились громче и отрывистей, жесты – размашистей. Когда она в очередной раз потянулась к еде и на миг оказалась между почти сошедшимися вместе лицами, Кашалот небрежно отпихнул ее пятерней. Чита кувыркнулась через спину и хоть несильно, но ударилась об стенку. Степан даже и не заметил грубости гостя. Чита обиделась и села в самый угол, продолжая оттуда наблюдать за странными переменами в людях. В конце концов, Степан уронил голову прямо в тарелку, а Кашалот медленно сполз па пол и застыл там в какой-то непонятной позе.

Хотелось пить, и Чита крадучись, оглядываясь на гостя, подобралась к столу. Жидкость из опрокинутой бутылки растекалась по нему темпо-красной лужицей. Обезьянка наклонилась к ней, в ноздри ударил резкий запах перебродивших плодов. Она осторожно лизнула несколько раз тягучую жидкость и, распробовав, с отвращением затрясла головой. Почти сразу же стало жечь внутри, неприятно зашумело в голове …

Опохмелившись наутро, Степан и Кашалот добавили в обед и усугубили в ужин. Колесо завертелось. Трояки из старого чемодана понеслись стремительным зеленым потоком в магазин.

Чита, как и все прочие, необязательные теперь вещи и предметы, отошла на второй план, забылась. Остатки ее винограда пошли на закуску еще вечером второго дня, а в последующие почти никакой пищи в доме, кроме ядовито-горького лука, не появлялось. Несколько раз она пыталась напомнить о себе, боязливо подбираясь к Степану, но тот либо хватал ее и принимался слюняво целовать в морду, называя «кормилицей», либо кричал, что только он в доме главный и грубо отшвыривал. Ей, конечно же, было одинаково неприятно и первое, и второе. И еще этот запах перебродивших плодов, которым теперь пропитались насквозь и жилище, и люди.

Но есть-то хотелось. И она высмотрела, потихоньку выкатила лапой из-под стола и сгрызла большой надкушенный огурец, а потом отыскала кошелку с картошкой, на которой и продержалась несколько дней. Картофелины были не очень сочные, хотелось пить, но она больше уже не подходила к лужицам темно-красной жидкости на столе и полу – помнила огонь в животе, еле утихший только под утро. К одиннадцати часам в пятницу Степан вытряхнул из чемодана последнюю мелочь. Пересчитал. На бутылку не хватало.

– А подлечиться-то надо, – простонал Кашалот. – Иначе кондрашка хватит …

– Надо, – согласился хозяин. Посидел, сжав гудящую голову руками, простонал и негромко добавил: – Один выход – пляж … Ты полежи тут, Костя, а я сползаю, на пару пузырей нащелкаю… И все. Похмеляемся и завязываем. Целую неделю прогудели, все спустили. Завязываем. Выходные отлеживаемся, а в понедельник ты на свой белый пароход, а я фотоаппарат в зубы и …

– За–вя–зы–ва–ем, – подтвердил Кашалот. – В море, только в море…

Степан долго заряжал трясущимися руками пленку, матерясь, ползал по полу в поисках куда-то закатившегося светофильтра. Наконец, снарядился, взял в руку цепочку, отыскал взглядом Читу. Она, вжав голову в плечи, сидела на одежном шкафу и только поблескивала глазами из полумрака.