Владимир Фёдоров - Звезда голуболикой Жаннет

«Великий укротитель! –усмехнулся Сурен Вахтангович сам над собой.–Бездарь! Посредственность! Ничтожество! Еще в театральном училище, куда папа устроил за взятку, ходил в последних … Хотя, может, и не такой бездарь … С самого детства всякую живность любил, и она его… Только вот фактурой Всевышний обидел, ростом и статью не вышел, но зато в двадцать лет уже лысина пробилась. И живот этот проклятый! Никакая гимнастика его не брала … Гены–ничего не попишешь. И папа такой, и дядя, и дедушка… Как-то одна из сокурсниц – мудрая женщина! – посоветовала: «Тебе бы, Суренчик, с твоими данными, лучше в коверные». Обиделся. Львов, тигров, слонов хотел дрессировать. Глупец, вах, молодой глупец!.. Кто такому коротышке львов отдаст? Разве что клетки чистить … И чистил. Шесть лет в подручных-ассистентах ходил. Кормил-поил зверей, сутками трюки с ними отрабатывал, а на арене блистал Сам – Хозяин–атлет, красавец, любимец женщин. Рост, обнаженный торс, мышцы … три шрама на груди от львиных когтей – очень женщинам это нравится. Тем более, издалека не видно, что они нарисованные, а вблизи уже не имеет значения… Женщины… С ними – как со львами … Сорок пять лет – и до сих пор ждет Сурен выхода на арену. Кто, скажите, кто влюбился бы в укротителя морских свинок или индюков?.. Да еще с таким брюхом и лысиной. Слава Богу, – послал в конце концов Жанку. И способной оказалась, сообразительной. В цирке его, наконец–то, начали за человека считать, в филармонию приглашать стали… Пять лет с ней потихоньку в гору лезли. И вот… соблазнился. Глупец! Все под удар поставил. Эх, Жанка-Жанка, прости дурака … Только выздоравливай, пожалуйста, богом тебя молю! Как поправишься – тут же купим билеты – и домой. Ну его, к черту, этот Север, вместе с его деньгами, славой и проклятыми морозами! Эх Жанка-Жанка…»

Судьба новоиспечённого фотографа Степана Свистунова заложила новый вираж. Его прогноз относительно владельца попугая полностью подтвердился. Уже слегка полинявший и побитый жизнью какаду не выдержал соперничества с разноцветной и эмоциональной мартышкой. Через пару дней конкуренты, прямо на глазах лишавшиеся клиентуры, перебрались на другой пляж. А к новичкам народ валил сам, особенно ребятишки, тормошившие своих разомлевших мам и в восторге визжавшие от ужимок и скачков Читы. Хрустящим зеленым дождем сыпались на Степана трояки, извлекаемые влажными пальцами из толстых бумажников отдыхающих. Он еле успевал часам к двум ночи напечатать и высушить все фотографии, усталый, валился спать, а утром снова торопился к морю – ловил щедрые денечки. Утешался тем, что наотдыхается зимой, благо на это будут монеты. Время спрессовалось для Степана настолько, что в нем не было бреши даже для самого заурядного кутежа. Лишь иногда он опрокидывал прямо на пляже стаканчик вина и снова щелкал, щелкал… А по вечерам, глядя в кювету с проявителем, уже видел в ее прозрачной красной глубине такого же цвета «Жигули», особняк, яхту с алыми парусами…

Читу новая жизнь как будто тоже устраивала. Многие из клиентов угощали ее фруктами и конфетами, приятно гладили по спинке. Ей нравилось рассматривать разноцветье купальных костюмов, халатов и зонтиков, корчить веселые рожи ребятишкам, плескать на себя прохладной и соленой морской водой. Единственное, что раздражало – так это цепочка, которая ограничивала свободу перемещения несколькими метрами. Но постепенно Чита стала свыкаться с ней как с необходимостью. Тем более что дома Степан снимал ошейник, и обезьянка становилась полноправной хозяйкой всей небольшой запущенной квартиры.

Эта идиллия продолжалась почти две недели и, может быть, продлилась бы еще долгое время, но в субботу Степан неожиданно столкнулся на пляже нос к носу с Кашалотом. Сие уважительное прозвище один из бывших собутыльников Свистунова получил от коллег за способность уничтожать алкоголь совершенно невероятными порциями.

– Че, деньгу зашибаешь? – усмехнулся Кашалот.

– Зашибаю, – несколько смутился Степан.

– Ну и правильно, – разрядил ситуацию Кашалот, – на то эти коровы тут и жарятся, чтобы их доить.

– Один щелчок – и трояк в кармашке, – похвалился ободрившийся Степан.

– А старому другу пузырь выкатить с таких гонораров не слабо? – опять усмехнулся Кашалот.

Степан снова попал в неловкое положение: работа была в самом разгаре и вот так, прямо сейчас бросать ее не хотелось. Он уже вошел во вкус, втянулся. Да и брату обещал завязать. Но и отказать «другу» было нельзя.